Узнал?
Марк представляет их друг другу, а Алексис, как заторможенный, смотрит и старается не выдать дрожи. Только бы не заплакать… Он ведь знал, куда идет, знал, что ничего хорошего не увидит. Алексис подготовил себя морально — а на деле еле держится.
Идут вторые сутки его пребывания тут, а он все не может смириться.
— Боги мои… вы так сильно напоминаете мне одного человека, — произносит почти неузнаваемым голосом Амори, снова смотря на лицо. И его выцветшие от старости глаза прошибают насквозь — по хребту пробегаются дрожью импульсы. — Моя память часто меня подводит, но его облик я помню. Вы живете в том же доме, в котором жил он. И у вас похожие лица и имена. Совпадение…
Алексис не может пошевелиться. И стоит на месте даже тогда, когда Марк отодвигает для него стул и наливает в чашку чай, приглашая присесть. В голове повторяются эхом слова, и главные из них — «вы живете там же, где он». Но… Алексис не жил в каменном доме в конце улицы! Не жил ведь?..
Или его собственная память сыграла с ним недобрую шутку?
Исказилась.
Если правда так, то последняя опора — уверенность в собственных воспоминаниях — падет. И Алексис уже не знает, сможет ли он сберечь здравый рассудок после этого.
— О ком вы? — он выдавливает максимум непринужденности, замечая, что все трое смотрят на него с удивлением. Наверно, его эмоции нельзя было не заметить.
— Марк говорил, что вы хотите послушать историю об одном мальчишке. Так я о нем и начал, — отвечает ему Амори, приглашая жестом сесть за стол.
Алексис садится, косясь на Марка на соседнем стуле. Амори напротив. Чуть сбоку — старый альфа.
— Мне сказали, что он умер. Мне интересно… как? — Алексис сглатывает — по горлу дерет, ком распирает с каждым вдохом все сильнее. Сухо, но чай он не трогает.
Эта жажда… ее не утолить водой. Странное ощущение.
— Его звали Алексис, — Амори поднимает чашку, и видно, как напиток расходится кругами от дрожания рук. Алексису так непривычно слышать свое имя, что он запоздало вздрагивает. — В моих воспоминаниях и снах он навсегда останется веселым авантюристом. Молодым, — Амори вздыхает и ставит чашку обратно, так и не отпивая с нее чай. — А вы угощайтесь, история будет длинная.
— Я не голоден, — сдавленно произносит Алексис. Ему не хочется есть. Да и не до еды — он настраивается улавливать каждое новое слово.
— Ох, он был таким же независимым. Жаль, с возрастом я забываю. Все забываю. А ведь самое ценное — это воспоминания, в них и есть наша личность.
Алексис слушает его и сильно жмурится, прогоняя слезы: Амори всегда любил поразмышлять, и с возрастом черта характера осталась неизменной. Белокурый Амори… он навсегда запечатлен молодым в его памяти.
— Так, о чем я? А… Мы с Алексисом дружили с ранних лет. Все было хорошо, пока к нам не переехал один жуткий альфа. Я уже не помню его имени, помню только, что глаза у него были странные, цвета янтаря и что поселился в доме, в котором теперь живете вы, — Алексис ощущает, как холодный пот скатывается по вискам. Он не помнит, чтобы в каменном доме кто-либо жил.
— Да, и этот альфа помешался на Алексисе. Ходил за ним, ухаживал. Али долго от него воротил нос, а потом вдруг согласился. Они вступили в брак, едва ему исполнилось шестнадцать, когда это позволил закон. И они два года жили, как пара. Али сильно поменялся, отдалился от всех, ходил ни мертв ни жив. И только за пару дней до своей смерти сознался, что брак для него мучителен, а муж оказался «монстром». Я помню… Али все шептал: «Он монстр, я видел, он монстр», — как умалишенный. Говорил, что собирается уйти от мужа, а на следующий день его нашли мертвым.
На последней фразе Алексиса сильно передергивает. Его как холодной водой обливают: и сразу после кипятком. Чем дальше рассказывает Амори, тем жутче становится Алексису: он не помнит ничего из перечисленного. Вообще ничего. Его воспоминания обрываются на пятнадцати годах, а последующие три года, если верить словам Амори, — как отрезаны.