По коже мурашки от одного воспоминания. Ему становится холодно, а мгновением после жарко. Его знобит. Он трясется, хватается за плечи, осторожно привставая и оглядываясь по углам. Никого — тварь исчезла. Надолго ли?
«Я схожу с ума», — он крупно дрожит и не может унять эту дрожь. Ему плохо. Подташнивает, в животе неспокойно, дискомфорт. В плечи по прежнему давит, как будто за его спиной постоянно находится нечто и смотрит пронзительно-желтыми глазищами. Его передергивает в который раз.
Жутко.
«Я хочу быть нормальным. Почему я больше не могу быть нормальным? Кто оно такое? Я не убивал Алека, я точно его не убивал. Как вообще возможно убить душу?» — он мечется со стороны в сторону, не находя покоя.
Дом кажется ему страшным монстром, который нашептывает, тревожит. Каждый новый скрип — угроза. Ветер в вытяжке камина воет, старая половица скрипит, как будто по полу ползет монстр. Алексис оглядывает пол, впивается взглядом в темноту и различает в ней очертания досок, ковра и окружающих предметов.
Он в самом деле видит в темноте.
Алексис садится на кровать, прислоняя руку к стене: пытается прочитать, прочувствовать прошлое. Именно в трех годах кроется причина происходящего. Если он жил тут, то мог оставить себе будущему подсказку. Тайник, записку. Да хотя бы энергетику — ведь стены дома, как известно, хранят воспоминания о их хозяевах.
Он сидит неподвижно и ощущает себя частью темноты. Успокаивается, уверенный, что завтра же попросит мужа Алека отсюда уехать. Или попроситься жить к Марку и Амори, рассказав им всю правду.
Порыв ветра заносит из открытого окна прохладу и запах дождя. Алексис крупно вздрагивает — ветер подвигает штору. Фонари. Теперь на полу отчетливо виден свет. Сердце заходится в бешеном ритме. Только не снова!.. Алексис вскакивает прежде, чем тварь успевает сформироваться.
Свет, погасить свет!
Он задергивает шторы, резко шарпая и оседая. Тяжело дышит. Ткань неожиданно трещит, а он видит в просочившемся свете когтистую лапу вместо своей руки. Вскрикивает, трясет ладонью, присматривается снова. Ничего. Обычная человеческая рука.
Алексис рассматривает, трет ладонь. Показалось. Но внезапно он замечает дыры в ткани и обливается холодным потом. Это следы от когтей.
Как он мог порвать толстые шторы короткими ногтями?..
Алексис пробует повторить, со всей силы царапая ткань — но ничего не выходит.
Боги…
Почему это происходит с ним?
Он бредит, точно бредит. Ему часто приходилось видеть кошмары, а этот — очередной из них. Только отличие в том, что он давно не Алексис, и нет рядом папы, который бы успокоил сказками — он один.
Ему приходится принуждать себя сесть, уверять, что тварь больше не появится. Алексис берет в руки фотоальбом с тумбочки и долго всматривается в лицо Алека, чтобы отвлечься. После читает его записи, не удивляясь уже, что видит в кромешной тьме.
Под утро произошедшее принимается за сон. Мало ли, что может присниться от стресса? Алексис раньше не попадал в настолько жуткие ситуации, и его психика не выдерживает.
С приходом дня страхи рассеиваются, а убеждение в нереальности твари наоборот крепчает.