– Они же с ума сойдут – в прямом смысле! – похолодел я. Не то чтобы юные преступники вызывали у меня такое уж сочувствие – нет! Воспоминание о лезвии Лизиного ножа, примеривавшегося к моему пальцу, до сих пор заставляло все внутри меня судорожно сжиматься, да и голова еще немного побаливала после близкого знакомства с Вериной кочергой, но кому, как не мне, было понимать, что ждет лишенных колец изгнанников «в миру»! Да еще после тепличного существования под крылом Ордена…
– Не сойдут, – возразил Виктор. – Их же не просто выведут за ворота – идите, мол, и умрите любой смертью на свой выбор. Во-первых, так они и в самом деле долго не протянут, а во-вторых, с их-то убеждениями… Глядишь, еще и напакостят напоследок – найдут как. Нет, все продумано. Нам принадлежат несколько необитаемых островов в Карибском море и еще парочка – в Тихом океане. Изгнанников переправят на один из них. Там они сколько угодно смогут пестовать свои идейки о том, что миссии – зло злодейское, а Орден – скопище негодяев. И при этом, что характерно – почти не страдать от Скачков: такие изолированные локации переменами в истории почти не затрагиваются…
– Ну, если так… – пробормотал я, осмысливая услышанное. – Получается даже излишне мягко, – хмыкнул затем. – Ссылка на райский курорт…
– Ну да, курорт – ровно до тех пор, пока в первый раз кушать не захочется, – едко заметил Панкратов. – А сразу потом – считай, каторга. А уж когда дождик зарядит… Стеной. Дней так на тридцать, без перерыва…
– То есть вовсе не мягко? – не столько спросил, сколько заключил я.
– В самый раз.
– Эх, совсем же дети еще… – покачал я головой, представив осужденную троицу под тропическим ливнем – промокших до нитки, оборванных и голодных. Весьма живо представив, с множеством ярких – вернее, тусклых за стеной отвесно падающей с неба воды – деталей. – Заигрались в революционеров… Ну и доигрались…
– Ничего себе, игры, – похоже, снова заподозрил меня в симпатии к юным заговорщикам Виктор. – Ибрагимова могла ведь и насмерть разбиться. А то, что готовилось тебе – некоторые из наших скажут, что лучше уж смерть. А что дети – так даже государство наказывает за убийство с четырнадцати лет – тебе ли, как юристу, не знать!
– Тут в первую очередь учителей нужно наказывать и воспитателей! – брякнул я.
– Разумеется, – охотно согласился Панкратов. – Директор Интерната от должности уже отстранен. Ответят все – начиная с него и заканчивая последним стажером.
– Что, их всех тоже – на остров? – реплика задумывалась ироничной, однако…
– Не думаю, – с совершенно серьезным видом покачал головой мой собеседник. – Если не выяснится, что кто-то в Интернате сознательно потворствовал заговору, скорее всего, отделаются разжалованием. На градус-два… Там у большинства не такие уж высокие степени посвящения.
– Ну, хоть так… Надеюсь, Машу наказание не коснется, – заметил я. – По мне, так ее, наоборот, наградить нужно…
– Решать будет Анатолий Сергеевич, – развел руками Виктор. – Его приговор окончательный… почти, – усмехнулся он вдруг чему-то.
– Почти? – не понял я. – Что значит «почти»?
– То и значит. По старой – еще с брюсовых времен – традиции, тот, кому предстоит отправиться на миссию, вправе помиловать осужденного Гроссмейстером. Но только одного. Двое отмеченных благосклонностью Машины – два помилования. Как ты понимаешь, на сегодня двое «отмеченных» – это как раз вы с Полинкой. И, признаться, мне чрезвычайно любопытно, кого вы выберете – и выберете ли вообще кого-нибудь…
* **
В комнату, где должна была состояться наша встреча, Лиза Кузьмина вошла все в той же интернатской форме – даже две расстегнутые пуговки остались неизменны. Выбивались из привычного стиля разве что массивные наручники на тонких запястьях девушки.
– Серебряные, – с кислой усмешкой вытянула вперед скованные руки она, проследив мой мимолетный взгляд. – Наверное, для того, чтобы в прошлое не сбежала.
– Серебро – мягкий метал, – машинально заметил я.