– Ну и объясните мне, любезный Алексей Дмитриевич, за каким, как у нас говорят, Уроборосом нашему Ордену понадобилось убивать Государя Императора? – сухо поинтересовался генерал.
– В наше время тоже так говорят… – на моем лице промелькнула легкая ухмылка, тут же, правда, изгнанная прочь болезненным спазмом.
Я возлежал на пуховой перине, со всех сторон обложенный подушками – буквально утопая в этом постельном великолепии. Мои скулы и подбородок были густо вымазаны какими-то едкими мазями, на лбу покоилась холодная повязка примочки, которую каждые полчаса меняла на новую молчаливая пожилая женщина в черных одеждах – про себя я называл ее «монахиней». Пахло спиртом, медом и какими-то травами.
В качестве обезболивающего меня поили горьким отваром, в котором я заподозрил было опиум (а чего еще прикажете ожидать от просвещенного XIX века?) и поначалу всячески пытался от него отвертеться, но меня успокоили, сказав, что это настойка из смеси белены, каннабиса и ивовой коры. Не то чтобы сие чудо народной медицины совсем не помогало – возможно, без него все было бы еще хуже – но малейшая попытка пошевелить головой все равно вызывала в моем мозгу взрыв бомбы – вероятно, подобной той, что предназначалась Александру II – а каждое произнесенное слово отдавалось в челюсти ударом когтистой лапы.
К тому же из-за последствий взрыва ли, а может, из-за упомянутой дурман-травы, мысли мои затейливо плутали и путались, когда же усилием воли я пытался хоть как-то сосредоточиться, это снова отдавалось болью – добро хоть не резкой, как при физическом движении, а тягучей и тупой, но «зато» долго потом не отступающей.
Однако выбора у меня не было – Осип Фомич (этим именем представился мне генерал) задавал вопросы, и на них нужно было отвечать – вроде как, в моих же интересах. А то, что, забываясь, временами я ронял фразы и не по делу – наподобие брошенной только что, о бытующей в Ордене поговорке – тут уже, вероятно, виной была моя нынешняя пришибленность – инстинкты срабатывали раньше, чем полусонный разум успевал сказать им свое «Стоп!».
– А что до Императора, – переведя дух, продолжил я, – то Орден тут ни при чем… Это все ваши местные революционеры постарались… Я там случайно оказался… И, толкнув бомбиста, по сути, Государя вашего спас… При естественном ходе дела царь должен был погибнуть – а ваш полковник… Добрейшей души человек, кстати, – не удержался я от едкого замечания. – Так вот, полковник проговорился, что Император выжил…
– Не судите строго господина Скуратова, – покачал головой Осип Фомич. – Он верный слуга царю и воспринял происшедшее как личное себе оскорбление. Ну и кое с кем другим его методы сработали исправно. Первый, выживший бомбист – некто мещанин Рысаков – уже много успел нам рассказать. Вас, кстати, он и в самом деле в числе заговорщиков не называет. Кстати, раз уж на то пошло, ответьте, для мня это важно: вы действительно дворянин? И капитан Евгений Радкевич, часом, не ваш предок? Встречал я его на турецкой войне…
– Сословия в России отменили в 1917-м… – решил я сконцентрироваться только на первой части вопроса. – Нет более ни дворян, ни мещан… Хотя нет, мещане, пожалуй, как раз сохранились… В каком-то смысле… Правда, наверное, мне не следовало вам этого рассказывать… – с запозданием сообразил я. – Да и вообще, наша с вами встреча – готовый рассадник парадоксов…
– Если хотите, верну вас полковнику Скуратову и навсегда забуду о вашем существовании, – усмехнулся генерал. – Хотя, после того, что вы рассказали о ликвидации в Империи дворянства… Нет, – вздохнул он, – такого точно не забудешь. Остается лишь надеяться, что все это – ради лучшего будущего.
– Ради лучшего будущего… – как заклинание повторил я девиз Ордена.
– А насчет парадоксов – не переживайте, – продолжил между тем Осип Фомич. – Пердимонокли, подобные вашему, уже случались – и, насколько мне известно, ничем страшным не обернулись. А известно мне, поверьте, немало…
– А какой у вас градус посвящения? – машинально спросил я.
– Уж наверняка повыше вашего, сударь, – хмыкнул генерал. – А у вас что, принято о таком спрашивать? В наше время подобный вопрос считается неподобающим.
– Извините, – пробормотал я. – Я не знал… У нас это в порядке вещей… У меня третья степень посвящения, – зачем-то добавил в конце.
– Извинения приняты, – вполне серьезно кивнул мой собеседник. – Как я и сказал, мой градус значительно выше вашего. А теперь, сударь, будьте так любезны, расскажите – со всеми возможным подробностями – как именно вы оказались вчера на набережной Екатерининского канала. Да еще в столь неудачный… Или, наоборот, удачный – если верить вашей версии случившегося – момент. Отдельно прошу уточнить, почему на вас был мундир эпохи Николая Павловича – подобных ошибок в экипировке даже мы не допускаем. Ну и где ваш спутник – только не говорите, что в будущем на миссию отправляют в одиночку…
– В одиночку не отправляют… – покачал головой я – зря шевельнулся: только организовал себе под черепом очередной локальный теракт. А может, и не зря: взрыв боли изгнал из головы все лишние мысли, включая сомнения. – Вы правы, нас было двое, – продолжил я на этом расчищенном поле уже уверенно. – Я и моя напарница. Мы прибыли из первой половины XXI века. Но изначально не к вам – в январь 1837 года…
* **