Вампир

— О-о, весьма любопытно! — с энтузиазмом вставил Акэти.

— На книжной полке были только работы по криминологии и истории преступлений, а также описания настоящих убийств. Литература — как наша, так и зарубежная. В выдвижном ящике стола лежало много незаконченных рукописей. Благодаря автографам на этих бумагах я и узнал, что их автором является человек с таким необычным псевдонимом[10].

— Ну, я читал некоторые его работы и всегда находил эту прозу странной.

— Кокко — прирождённый убийца. Чтобы утолить жажду крови, он и писал свои ужасные романы. Но в какой-то момент этого стало недостаточно, в он решился на настоящее злодеяние. Кокко притворился одной из кукол Зала национальных единоборств, а затем улетел от полиции на воздушном шаре. Никому, кроме человека творческого, такое и в голову бы не пришло. Сумасбродная, болезненная фантазия писателя стала причиной этих чудовищных преступлений.

— Вам удалось вычислить изготовителя восковой маски, которую носил преступник? — спросил Акэти.

— Нет. В Токио всего четыре или пять предприятий, которые специализируются на производстве восковых изделий. Мы проверили все и выяснили, что никто такую маску не делал.

— Ну, для того чтобы её изготовить, не нужно какое-то специальное оборудование.

— Верно. Помимо формы потребуется лишь сырьё, кастрюля и краски. Думаю, он купил материалы у профессионала, а затем тайно сделал маску у себя дома. Это довольно просто. Когда я ходил на один из заводов, то понял, что с такой работой справится и усердный новичок. В результате получается тонкая и пластичная маска, словно из целлулоида, которая как две капли воды похожа на человеческое лицо. Если подумать, это действительно устрашающий камуфляж. Маска, которую носил преступник, полностью скрывала лицо, прикрепляясь по линии роста волос и за ушами. Она оказалась прекрасно сделана. Чтобы заподозрить неладное, беглого взгляда было явно недостаточно, так что преступник мог бы и не носить очки и тканевую повязку, прикрывающую рот. — Даже умудрённый опытом Цунэкава впервые столкнулся со столь дерзкой маскировкой! — Всё это дело, с начала и до конца, было плодом фантазии одного писателя. Для полицейских безумные преступления, рождённые больным воображением неординарных людей, представляют наибольшую головную боль. Однако благодаря вашим стараниям мы победили Кокко. Немного жаль, что он погиб… Но зато теперь мы можем сказать, что дело человека без губ, который поставил на уши всю страну, наконец закрыто, — Цунэкава произнёс эти слова с нескрываемым облегчением.

— Во всяком случае, так может показаться… — неожиданно заявил Акэти, широко улыбнувшись.

— Простите? Вы о чём?! — Цунэкава вздрогнул. — Выходит, вы до сих пор… А-а-а… дело в его сообщниках?

— Нет, меня беспокоит организатор всех этих преступлений.

— Подождите, так он же умер!

— Что-то мне не верится…

Даже матёрый Цунэкава был поражён этим крайне нелепым заявлением.

Что за безумные мысли крутились в голове детектива-любителя? Неужели он считал, что преступник воскрес и вылез из могилы, в которой был погребён?

— О чём это вы? — спросил инспектор.

— Мне кажется, это дело слишком запутанное и смерти одного писателя недостаточно, чтобы положить ему конец. Вспомните хотя бы трупы, которые мы нашли в скульптуре Митихико Окады.

— Но это же совершенно другое преступление! Убийца девушек давным-давно умер. Если отбросить эту, признаю, весьма занимательную теорию, согласно которой Окада перевоплотился и стал человеком без губ, то всё сходится.

— Для вас, полицейских, это весьма удобное объяснение. Но можем ли мы намеренно упрощать ситуацию? Я только сейчас услышал вашу версию, но уже вижу в ней серьёзное противоречие. Смотрите. Окада убивает девушек и прячет их трупы в статуи — поступок, на который пошёл бы лишь настоящий зверь, психопат. Вскоре после этого джентльмена отвергает госпожа Хатаянаги, и он совершает самоубийство, словно сентиментальный юноша. Вам не кажется, что картинка не складывается?

— Значит, вы серьёзно думаете, что Окада и монстр без губ — один и тот же человек? — Хотя Цунэкава и не стал критиковать абсурдную идею Акэти вслух, на его лице появилась тень презрения.