Там, где ангелам нет места

22
18
20
22
24
26
28
30

Но дело касалось не только лампочек на фонарях, ибо являются пиком айсберга рыночного деспотизма. Так плитка, из которой состояли дороги, по которым продвигалась пара, сделаны из настолько некачественной смеси, что после пары дождей камень обращался в пыль. Одежда, сидящая на Лютере и Амалии, сделана, сшита из такой ткани и кожзаменителя, что с «радостью» отдавала свою краску на кожу, буквально вгрызаясь в кожные покровы. А качество самого материала подобно лёгкой вуали, что на теле, и в ношении, давно не задерживалось, вечно рвясь и портясь.

Лютер пребывал в собственных раздумьях, погрузившись в тему, которую и сам затронул. Возле него, приятным для юноши ореолом раздавалась лёгкое чмоканье, и Лютер припустил голову, обратив свой взор на субтильную девушку, что с лицом полного радости продолжала поглощать настоящий шоколад.

Юноша огляделся по сторонам и втянул полной грудью воздуха. Но его глаза усмотрели лишь мир, построенный для «свободы», диктуемой теми, кто правильно её понимает. Его лёгкие заполнились десяткам приторных и противных ароматов, оставивших химическую горечь на гортани. И тут парень постиг суть либерального бытия: ради идеи возвеличивания всего свободного, пришлось искоренить мораль и все «традиционно-тоталитарные социальные институты», вроде семьи, дружбы… осталось лишь похоть и извращения. А воздух? А воздух показал Лютеру, что весь мир существует лишь для обеспечения нужд Корпораций.

– Лютер, – внезапно вырвала девушка парня из его угрюмых размышлений, – а как тебе Габриель и Хельга?

– В смысле как? – Усмехнулся юноша, разведя руками.

– Ну, как тебе их пара? Я просто никогда не думала, что наша Хельга, феминистка с роду. Да так и…

– Я тебя понял. – На губах Лютера проступила улыбка. – Меня просто сейчас больше заботит увиденное у Дома Бескультурья. Никогда не видел такого количества… одинаковых людей.

– Ну, для тебя может и они и одинаковые. – Пожала плечами Амалия. – Скорее всего, так они пытаются показать свою «Самость».

– Ах, ну да. Сами себя они называют теми, кто, таким образом, проявляет свою индивидуальность. Но ведь они так похожи. И разве в своём безумии они не равны? Отказаться от своего образа?

В речах парня полыхало негодование и рвалось осуждение того, что его сегодня постигло у входа в ВУЗ. Парень весь день вспоминал, как на экскурсию в Микардо приехало «Общество Копий Суперзвёзд и Всех Известностей». Но и не только. Граждане, копирующие мультяшных персонажей, становясь с ними неотличимыми. Да и ещё множества тех, кто отвергнул свои истинный облик в сторону наигранных, безумных и несуществующих образов, гордо называя это «Проявление индивидуальности, как отвержения собственного лика».

– Практически пришли, – поправив куртку на девушке, стряхнув навеянную рудную пыль, произнёс Лютер и указал рукой на горящие огни, посреди кромешной тьмы, – ещё сотня метров.

– Я знаю. – Душа Амалии запела так, что и губы невольно разошлись в тёплой улыбке, но тут же развеявшейся в вихре беспокойства. – Лютер, только не говори на лю… гражданах, что они безумны.

– Амалия, дорогая моя, – юноша осмотрелся по сторонам, чтобы из тьмы не вылетел феминистский патруль и его не повязал, за комплементарно-эмоциональную эксплуатацию, – я не идиот, чтобы так говорить. Знаю, что за это можно отправиться в тюрьму.

Пара уверенно подошла к зданию, стоявшему на окраине города. Всё пространство возле трёхэтажного ресторана покрывалось брусчаткой, на которой лежала лёгкое покрытие, как будто, тюль ночи. А у самой двери сидели две своеобразные «статуи». Два оголённых мужско-ориентированных гендера, с изобилием волосяного покрова сидят на брусчатке, прибитые мошонками к ней.

Парень подошёл к тяжёлой двери, выточенной из берёзы, и потянул её на себя, стараясь как можно быстрее минуть «статуи», тут же она со скрипом поддалась и впустила пару вовнутрь.

Красная гранатовая плитка, выдраенная до блеска местными уборщиками, застелила весь пол, в котором теперь можно увидеть собственное отражение. Прямо напротив вошедших красовалась барная стойка, за которой работали две, по всем признакам женщины, в розовых латексных костюмах, обитых мехом.

– Пошли в самый угол. – Прошептал юноша, смотря на плоский потолок ресторана, облицованный мраморной плиткой, со свисающими с него гирляндами-люстрами, исполненными по образу половых органов, тут же договорив. – А то тут как-то не совсем уютно.

Парень с девушкой прошли за самый крайний столик, в квадратном помещении расположившийся прямо под лестницей, отчего их просто не стало видно для практически всего остального опустевшего зала, чему душевно порадовались Эмилию и Лютер, специально отсевшие от всех.

Но ликование, бурей разносившееся по двум душам слишком рано изволило закончиться. Берёзовая дверь скрипнула и в неё в буквальном смысле слова вломились орды «граждан». По залам раздалось радостное улюлюканье, торжественные возгласы, крики счастья и призывы к торжеству, помпезности и понеслась музыкальная шарманка, наполнившая вместе с вошедшими три этажа.

Гнев и злоба сцепили цепями душу юноши. Он напряг взгляд и присмотрелся к тем, кто посмел нарушить покой вечера, так бесцеремонно появившись. Но чего-то уникального он там не нашёл. Десятки «граждан» похожих на знаменитых звёзд и артистов, героев сериалов и просто копии других, стали бурным наплывом заполнять ресторан.