Ротмистр

Немало удивляясь и перешептываясь, доставили все нужное. Сточал дубовые дощечки плотник, гладко справил, без единого заусенца, все точно в размер, как хозяйка и требовала.

– Все вон! – велела Евдокия. – Никого ко мне не пускать и не тревожить, пока сама не выйду!

Окно она зашторила наглухо, дверь заперла на засов, кругом свечей наставила зажженных. Савка очнулся, понять не может, где он.

– Господи, – прошептал, – нешто в церкви я? Нешто отпевают меня? – тут хозяйку над собой узрел в одной исподней сорочке, простоволосую. – Ты что со мной творить удумала, ведьма?

Та по голове погладила его.

– Не бойся, Савушка, – отвечает. – Я тебя полечу. Только ты не гляди сюда!

– Как же ты полечишь меня, коли доктор приговорил руку рубить?

– Мне муженек-калека не нужен! – подмигнула Евдокия. – Еще поносишь меня в охапке! Али боишься ведьму брать?

Савка не ответил, в сторону отвернулся, слезы пряча.

Опустилась Евдокия на колени рядом, отстригла ножницами изорванный рукав, веревочку с раздробленного предплечья, что кровь сдерживала, размотала, все лоскуты да волокна из ран выбрала до одного. После стала руку покалеченную обмывать водой из ковшика. Прямо на перину лила, на пол, о том не заботясь нимало.

– Что ты чувствуешь? – спрашивает.

– Чую, как ты мне кости крутишь… Ох… Составляешь друг с другом…

– А больно ли тебе?

– Не больно, – Савка облизнул пересохшие губы. – Только пальцы у тебя очень уж горячие… Жгучие…

– Потерпи Савушка, покрепись!..

Савка временами проваливался в тяжелое забытье, приходили ему бредовые видения. Евдокия бормотала что-то непонятное, не иначе заклинания, и голос ее держал на границе сознания, будто на водной глади, не давая погрузиться в черный омут. Сколько времени так продолжалось, Савка не знал, а только когда позвала Евдокия, похлопала по щеке, за окошком уже серело.

– Эй, друг любезный, просыпайся!..

Савка заморгал, собираясь с мыслями. Покалеченная рука его покоилась рядом на мокрой подушке, загипсованная вся от плеча до костяшек пальцев. Под бинтами угадывались подложенные лубки. В комнате царил беспорядок страшенный. Повсюду свечные огарки, в восковые блины оплывшие, кругом обрывки бинтов в лужах воды валяются, какие-то тряпки скомканные, постель перепачкана в крови и застывшем гипсе. Тут будто целую ночь ведьмы шабаш правили. Впрочем, примерно так оно и было. Евдокия выглядела подстать: волосы всклокочены, сорочка в кровяных пятнах, сама бледная, как смерть, под глазами черные круги.

Улыбнулась:

– Жив будешь. Коли не помрешь!..