Хроники Шеридана

22
18
20
22
24
26
28
30

– А я тогда дунул прямо в лес… Ну, когда в нас посыпались стрелы, и отсиделся до рассвета. Потом побрёл, куда глаза глядят. Споткнулся, скатился в какой-то овраг, стал выбираться – гляжу, деревня!.. Так тут и остался… – объяснил толстяк, оглядываясь на красивую, дородную бабу, зорко наблюдающую за ними из-за стойки. – Жинка моя… – смущенно и горделиво пояснил он.

Выяснилось, что кроме «жинки» Харди уже обзавёлся ещё и тремя ребятишками.

– Да когда же ты успел?! – оторопел Юстэс.

– Так я здесь, почитай, уж лет десять живу, – невозмутимо сообщил толстяк.

– Сколько?! – юноша не поверил своим ушам.

– Всё может быть, – подтвердил агил, – если ты или он попадали в перекат…

Дальше ещё хлеще!

Поели они, попили: за встречу, за здоровье гостей и хозяина, за его семью, за вечный свет Солнца, – и вот тут-то малость захмелевший Харди вдруг хлопает себя с размаху по лбу и вопит: ах, мол, я растяпа! – и достает откуда-то из дальнего угла нечто длинное, завернутое в промасленные тряпки.

– Эт-то… – говорит, – …ик!.. капитан наш велел тебе передать, когда пару лет назад … ик!.. останавливался у меня на постой… Я ещё: откуда вам, мол, знать… ик!… что этот малец ко мне заглянет? Он, говорю, может, сгинул давно! …ик!.. А он мне: я, брат, всё знаю!.. – и, пьяно прищурившись, Харди погрозил пальцем кому-то невидимому.

– Ла Мана?.. – неприятно удивился Гилленхарт. – Но его ведь сожгли?

– Значится, эт-то было… ик!.. его привидение! – заявил Харди. – А ведь жрал и пил как взаправдашный! И уехал… ик!.. не заплатив… Нее, брат! Это точно был наш капитан – все повадки евойные! Небось тоже в перекат попадал…

Юстэс вдруг припомнил, как исчез Коротышка вместе с телегой. Капитан ведь тогда тоже пропадал… Он развернул тряпки – и в его руках засиял меч нигильга!

Заклятие Тезариуса начало сбываться.

***

…Из тяжёлого, беспокойного забытья Кагглу вывел злобный протяжный вой. Она села на смятой постели. Прислушалась… Уже почти успокоилась, решив, что ей показалось или приснилось, – и тут опять раздалось жуткое завывание. Звук шел со стороны леса – с другого берега реки. Прежде она никогда не слышала здесь ничего подобного.

– Пьеттро!.. – крикнула она. Ответом ей было молчание.

Тогда Каггла схватила серебряный колокольчик и бешено затрясла им над головой. Но ночная пустота огромного Замка осталась нема. Борясь с нарастающей тревогой, она встала, закуталась в одеяло и, взяв свечу, осторожно выглянула в коридор. Навстречу пахнуло сыростью и тлением… Каггла обернулась: её уютное спальное ложе исчезло… Исчезли гобелены со стен и пушистый ковёр с пола, пропали красивые подсвечники и изящные кресла, зеркало в дорогой оправе… Пустая, нежилая зала с прогнившими полами и вековой паутиной по углам. Сиротливо скрипнула рама с разбитым стеклом – и снаружи снова донесся мерзкий, наполняющий душу холодом, вой. Только теперь он был ближе.

– Пьеттро?.. – робко позвала она в темноту.

Порыв ветра распахнул окно и на пол со звоном посыпались остатки стекла. Снаружи мелькнула, уносясь вверх, мутная бесформенная тень…

Стараясь не дышать, Каггла тихо шагнула в коридор и крепко прикрыла за собой дверь. Темнота тотчас окутала ее плотным зябким покрывалом: тусклый огонек свечи трепетал, едва освещая пустоту на два шага вокруг. «Только не погасни!..» – мысленно взмолилась она, прикрывая его ладонью от сквозняка.