Сколько она так простояла, прислонившись к холодной стене, пытаясь совладать с дрожью в ногах?..
Наконец, девушка медленно-медленно двинулась вперёд… Жалкой, испуганной тенью скользила она по мрачным лабиринтам мёртвого Замка. Ещё вчера в угоду её фантазиям здесь кипело праздное веселье, – теперь всё тлен, всё – прах!.. – да и было ли что
Картина исчезла.
И вот тут-то она и услышала шаги… Мерные, тяжёлые, – они неотвратимо приближались вслед за ней по лестнице. Одновременно с этим снаружи раздался мерзкий скрежет. Она обмерла, почти теряя сознание… Снова посыпалось стекло – и в башню влетела крылатая тварь. Отвратительно вереща, она бросилась на беззащитную добычу – и в тот же миг между человеком и исчадием Тьмы встала огромная фигура рыцаря… Сверкнула сталь – и хищник с ужасным стоном вылетел вон и рухнул вниз
Железный воин медленно поворотился к ней:
***
– Я всегда ценил Вас, господин Гилленхарт, – Кагицу Торокара поставил кофейную чашку на стол, и чьи-то услужливые руки тотчас убрали её. – Но обстоятельства сейчас складываются не в вашу пользу, – он аккуратно промокнул губы белоснежным платком.
Разговор происходил в гостиничном номере, где остановился глава Корпорации.
– Ваш племянник действовал как дилетант. Но мы обязательно найдём и его, и деньги. Если Вам что-либо известно – лучше сообщить об этом сразу.
Виктор фон Гилленхарт устало качнул головой:
– Я ничего не знаю…
– Жаль. Это усложняет дело, – Торокара умолк, и отвернулся к окну. Лицо его закаменело.
Два человека в тёмных костюмах, почтительно застывшие у входа, выдвинулись вперёд и напряглись, точно псы, ожидающие команды. Но Кагицу едва заметным движением бровей вернул их на место.
– Надеюсь, вы не рассчитываете на выходное пособие? – процедил он сквозь зубы, не поворачиваясь к своему собеседнику, и сделал движение пальцами, точно смахнул несуществующую пылинку с безукоризненно отполированной поверхности стола.
Этот жест ознаменовал конец карьеры Виктора фон Гилленхарта.
Но Папа недаром был потомком древнего рыцарского рода: ни один мускул не дрогнул на его лице, и гостиничный номер он покинул с высоко поднятой головой. Спокойно и гордо прошествовал он по улицам родного города, – Города, чьи красоту и богатство он приумножал своим трудом изо дня в день в течение многих-многих лет своей жизни, – и ни один человек не посмел бросить в его сторону косого взгляда!
Вернувшись домой, он поднялся в свой в кабинет, запер за собой дверь и, подойдя к стене, где висели ружья из его коллекции, снял одно – самое любимое – и взвел курок.
– Честь дороже жизни…
***