Мелвин, не переставая, причитал, что все под этой крышей обречены, и что никакие надежды и молитвы не помогут. Шло двадцатое декабря – ночь перед Йолем, а это значило, что хотя бы внешне нужно было как-то готовиться к празднику, прибраться, привести все дела в порядок, подготовить подношения домовому и сытно отужинать. Но никто не желал соблюдать традиции.
– Какой толк в этом празднике, если не будет бала? – возражала Барбара, недовольно поджав губки, – у нас должно было быть светское мероприятие в честь коронации его величества, а сейчас и праздновать нечего!
– Как же нечего, госпожа? – удивился Мур, – наконец день станет прибавляться, тьма понемногу начнет отступать. К тому же, столько важных вещей нужно сделать.
– Господин Лисц, вам-то не понять, – фыркнула Энн, – балы не ваше призвание! Кому вообще сдался этот праздник? Как обычно, отужинаем и ляжем спать.
– Так можно разгневать предков! – воскликнул Май в отчаянии, – нельзя лениться, когда дело касается столь важных вещей!
Мура удивило, как паренька глубоко волновала данная тема.
– Господин Беднам! – взмолился принц, обращаясь к Кристоферу, который с утра пораньше читал газету недельной давности, – мы же отпразднуем Йоль? Накроем стол, запечем гуся, наварим пуншу с глинтвейном, испечем пирог с патокой и хлеб Карачун! А полено? Как же йольское полено, господин Беднам? Его надобно сжечь, без этого никак нельзя!
– Какое полено, Май? – устало поглядел на него граф, – ты давно глядел в окно? Где ты сейчас найдешь полено?
– Как же так… не будет полена? – вселенское горе отражалось в глазах паренька, и он вмиг стал мрачнее тучи.
Мур мешкая, как поступить, все же решился подать голос, хотя и знал, что еще сто раз пожалеет об этом:
– Ваше величество, если для вас это так важно, я готов вам помочь с приготовлениями к празднику.
– Вы ведь не особо жалуете Йоль, господин Лисц, – подловила его Эрика, появившийся в дверях.
Детектив еле сдержал раздражение, которое вмиг охватило его – он только диву дивился, откуда этой проклятой девчонке известно о нем абсолютно все!
– Я не особо жалую не Йоль, а бессмысленную суету вокруг него. Но, – он многозначно поглядел на Мая, – я согласен с его величеством, что традиции нужно чтить, иначе все в этом мире бессмысленно.
На этих словах принц просиял, а Мур втайне подумал, что может, таким образом, он усыпит на время бдительность паренька и что-нибудь у него выведает.
Сыщик на пару с Маем терпеливо нарядил ветки ели, что наследник припрятал заранее. Потом они развесили их в гостиной, попутно украшая все вокруг всевозможными бантами, завитушками и маленькими деревянными оленями. Затем принц дал подробное задание поварихе подготовить на сегодня и на завтра хороший и сытный ужин, ведь если вкусно не поесть в доме может перестать водиться еда. Также паренек радостно разложил йольские венки почти на каждом столе многочисленных гостиных, любовно подготовил молоко с булочками для домового, на которого к слову собирался охотиться этой ночью. В общем, вся эта ребячливость и небывалая вдохновленность духа, обычно присущие детям, вновь возродились в Мае, затмевая собой тревогу и подавленность настроения. Муру это грело сердце, и на какое-то время он даже позабыл, о чем так хотел расспросить наследника. Эрика изредка невзначай заглядывала понаблюдать за тем, как идут приготовления. Каждый раз она чуть улыбалась, всячески стараясь скрыть свое умиление, и затем удалялась из комнаты.
И вот, наконец, настала очередь йольского полена, которое больше всего беспокоило принца. Снег падать не перестал, но хотя бы метель поутихла, сделав небывалое одолжение этим двоим и тем самым, приглашая их ступить на свою территорию.
– Да ладно, господин Мур, подумаешь снег! – беспечно посмеивался Май, укутываясь своим огромным шарфом.
– Что-то раньше ты был другого о нем мнения, – иронично произнес детектив, – вот если бы ты не болтался попусту, а занимался своими способностями, то уже мог бы управлять погодой, как Холодный принц. И мы бы тут не застряли.
Но паренек его уже не слышал, он бросился в самый снегопад, решив, видимо, раствориться в нем. Он ребячливо закружился и его звонкий смех пронзал серые сумерки.