Питбуль

— Да, это прекрасная мысль. Можем спеть «Радуйся всегда, когда идешь»? Или «Солнце встает из-за моря»? Она такая красивая, — сказала Рут. — Вы не поможете мне его одеть?

Элоиза вместе с Рут приподняла Фишхофа в сидячее положение, чтобы снять с него махровую больничную рубашку.

— Возьмете сорочку? — спросила Рут, указывая подбородком в ноги Фишхофу.

Элоиза отвернулась и потянулась за сорочкой, а Рут продолжила стягивать с него больничную рубашку.

— После шестичасовой комнаты его перенесут в часовню, — сказала Элоиза, снова оборачиваясь к Рут. — Врач спросила, не пригласить ли священника сказать несколько слов, но я не думаю, что Ян…

Элоиза замерла.

У нее перехватило дыхание, когда она взглянула на мужчину, лежавшего перед ней на постели, и сорочка выпала у нее из рук.

Ее взгляд скользил по шрамам, которые параллельными полосами пересекали его левое плечо — красные, толстые рубцы от рваных ран в тех местах, где зубы питбуля когда-то разорвали кожу.

Волна ужаса поднялась в ее теле и сдавила грудь, вытеснив из легких воздух.

— Нет, — пробормотала она.

Она отшатнулась и ударилась о прикроватный столик, стоявшая на нем ваза с цветами упала на пол.

Рут вздрогнула и подняла глаза.

— Элоиза, вы белая как полотно! — воскликнула она. — Вы в порядке?

Элоиза покачала головой.

Она повернулась и распахнула дверь.

— Хорошо, что ты позвонила! — весело прогремел в трубке голос Шефера. — Я сейчас в Судебно-медицинском, и Опперман вот-вот начнет вскрытие Мазорека as we speak[40]. У того сильно обгорело лицо и большая часть туловища, так что это оказалось немного сложнее, чем я ожидал, но думаю, что мы будем что-то знать уже в следующий…

— Это не он, — сказала Элоиза. Она вышла из раздвижных дверей и пошла через дорогу к Фелледпаркену. Она не знала, куда идет — ей просто нужно было уйти подальше.

— Чего-чего? — протрещало в трубке. — Что ты сказала?

Как в кошмарном сне, Элоиза утратила голос, и слова прозвучали еле слышно.

— Тело в гробу… Это не он. Это не Мазорек.