— Нет, ферма была полностью перестроена. Теперь все это — отель.
Элоиза поблагодарила женщину за помощь и, выйдя во двор, загуглила имя Галлахера. Она нашла его номер телефона и позвонила.
Ей ответил бодрый, жизнерадостный голос.
— Привет, — сказала Элоиза. — Это Ханс Галлахер?
— А кто спрашивает?
Элоиза представилась и сказала, что работает в газете.
— Насколько я понимаю, именно вы в свое время владели норковой фермой в Бенниксгорде?
Он чуть напрягся.
— Ну да, но с тех пор прошло много лет, и я больше не занимаюсь меховым производством, так что меня не интересует…
— Я звоню по другому поводу. Я хочу спросить, помните ли вы Яна Фишхофа, который в то время работал в Бенниксгорде?
Галлахер мгновение молчал. Когда он снова заговорил, по его голосу было слышно, что он улыбается:
— Фишхофа? Господи, да, конечно, я его помню. Он же работал у меня!
Элоиза направила ключ на «Рено», отперла его и быстрыми шагами направилась к двери.
— Можно ли мне заглянуть к вам? У меня есть несколько вопросов, которые я бы хотела вам задать. Это не займет много времени.
Вопрос озадачил Ханса Галлахера.
— Да, можно, но… я сейчас в Коллунде, и еще часа два или три… — Он отнял трубку ото рта, и Элоиза услышала, как он разговаривает с кем-то еще. Потом он снова обратился к ней: — Я могу быть дома к половине седьмого. Пойдет?
— На свиноферме? У старой церкви?
— Да.
— Хорошо, значит, увидимся там.
Элоиза повесила трубку, открыла блокнот и посмотрела на имя, которое приметила, читая статьи о Мии Сарк. Она на мгновение задумалась, не позвонить ли сначала, но отказалась от этой мысли и села в машину. Хотя это был нечестный метод, к которому обычно прибегали журналисты бульварной прессы, тем не менее все в профессии знали, что стратегически неразумно предупреждать уязвимых информантов о том, что ты к ним едешь.