И, взявши шапку и не подав ей руки, он повернулся к ней спиною и широко зашагал в прихожую.
— Вернись! — послышался ему голос Маруси.
Он не обратил на него внимания и, надев шубу, вышел на улицу.
Было морозно, светила луна, и широкие тени от домов лежали на укатанном, чистом снегу улицы. Из одной трубы шел дым, и тень его, тоже клубами, ползла по снегу. Щеки у Гречихинагорели. Он распахнул шубу и пошел к себе домой.
Войдя к себе, он увидал Лию. Она сидела у стола и чинила белье, а лампа под зеленым колпаком освещала ее худенькую, скромно одетую фигурку. При виде его она встала, опустила работу и посмотрела на него радостными, лучистыми глазами. Он подошел к ней и, как и Марусю, поцеловал ее в лоб. — Плохо, Лия... — сказал он. — Скоро нам придется расстаться.
— Почему? — спросила она его спокойно и все еще радостно глядя на него.
— Вас скоро выселят отсюда!
Она звонко, по-детски, рассмеялась.
— Ну и пусть! — сказала она.
— Как пусть? — испугался он.— Да знаешь ли ты, что тебя ожидает?
— Меня? — весело спросила она. — Меня не выселит никто. Я останусь с вами, и меня никто не тронет.
— Ты так думаешь?
— Да, я так думаю, потому что... — и она понизила голос, — потому что только скажите одно слово, и я тотчас же приму христианство!
Он подошел к ней и стал гладить ее по голове, а она глядела на него обожающими, вдохновенными глазами.
Через две недели Шульман с торжественным видом принес Гречихину документы, вслед за тем Бендерович подал прошение о приписке. Гречихин составил доклад и подал его генералу. Генерал сделал надпись «Исполнить», и Гречихин был доволен, что целая семья была теперь избавлена от ссылки. — О, Воробейчик великий адвокат! — говорил в это время Бендерович, стоя в центре своей семьи и подняв палец кверху. — Ай-ай-ай, какой великий!
Вслед за тем к генералу приехал взволнованный полицемейстер. Они долго о чем-то говорили, запершись в кабинете, и затем генерал потребовал Гречихина к себе.
— Вы берете взятки, — крикнул он и со всего размаха ударил кулаком об стол,— и затем подсовываете мне доклады об их приписке!
У Гречихина похолодело под сердцем.
— Взятки? — проговорил он. — Ваше превосходительство, я никогда не унижался до взяток и прошу вас этого не говорить!
Генерал язвительно засмеялся.