Свирель

— Я пришел проститься с вами, хороший господин, — сказал он. — Завтра я, мои дети, племянники, дедушки, бабушки, мамаша и жена уезжаем в черту оседлости. Прощайте! Дай бог вам счастья! А я...

Он вынул все тот же красный платок и вытер слезы.

— Есть евреи счастливые, — сказал он, — и есть несчастные. Я — несчастный еврей...

И, постояв немного и помолчав, он вытащил из кармана засаленный бумажник, достал из него деньги и протянул их Гречихину.

— Шульман дал мне на дорогу двести рублей, — сказал он он и склонил голову набок. — Я знаю, что вы пострадали из-за меня и лишились своего куска хлеба. Возьмите себе эти деньги... А я как-нибудь обойдусь.

Гречихину хотелось утешить его, приласкать, сказать, что не все еще потеряно, что счастье и правда еще впереди, и хотелось дать ему на дорогу своих денег, но у него это не вышло. Бендерович положил ему деньги обратно в бумажник, спрятал бумажник в карман, помялся немного и глубоко вздохнул.

— Прощайте, ваше благородие, — сказал он.

— Прощайте, Бендерович, — ответил ему Гречихин. — Счастливого пути!

И неторопливой походкой Бендерович вышел.

Ах, как Гречихина потянуло вдруг сделать что-нибудь неприятное этим насильникам, из-за личной прихоти которых страдали целые семьи и в угоду распущенности которых разрушались насиженные гнезда бедняков! И, заложив руки в карманы, он нервно заходил по опустевшему кабинету и, тяжело дыша, старался придумать, чем бы отомстить.

Раздался звонок с заднего крыльца. Гречихин пошел в кухню и отворил дверь. Вошла Лия. Маленькая, худенькая, с опущенными глазами, она не решалась раздеться и войти в комнаты.

Что-то хорошее, теплое шевельнулось вдруг в душе Гречихина, когда он увидел эту девушку.

— Ну что же, Лия, — обратился он к ней. — Снимайте пальто, входите!

Она сняла пальто и послушно вошла к нему в кабинет.

— Уезжаю, Лия, прощайте! — сказал он.

И, взяв ее за плечи, он нагнулся над ней и посмотрел ей в глаза. Она доверчиво, как ребенок, ответила ему таким же долгим взглядом. И в этом взгляде он прочитал все: и про нее и про себя.

Затем он взял ее за руку и горячо, по-мужски, пожал ее.

— Так ты, Лия, согласна на все? — спросил он ее.

— На все, — ответила она и радостно засмеялась.

— А твои старики? Братья? Ведь ты их больше не увидишь никогда!