Горячие мясные блюда парили, наполняя покои сводящими с ума ароматами. В животе Бадрила громко квакнуло, затем заурчало.
— Признай свою ошибку, извинись и сможешь поесть и выпить, — сказал Корсин.
— Нет! — с ещё большим вызовом вскинулся Бадрил. — Эти торгашеские свиньи недостойны того, чтобы жить! Из-за них мой отец вынужден был уйти в наёмники и сгинул, защищая какой-то вонючий склад с шерстью! Из-за них мои сёстры живут впроголодь! Жалею только об одном, что отрезал ему нос, а не голову! А теперь можете казнить меня, ваше высочество!
Выглядел Бадрил не лучшим образом, но тем горделивее он вскидывал голову.
Кронпринц прищёлкнул пальцами, и рядом появился Атринас.
— Казнить, значит? — словно размышляя над решением, произнёс Корсин.
Бадрил слегка побледнел, но тут же снова вскинул голову, посмотрел с вызовом.
— Наверное, ты мало размышлял и не представляешь, какую боль причинил нашим добрым соседям в целом и Жану-Огюстену в особенности. В пыточную его!
Бадрила потащили, без всякой жалости, но Настиш не стал умолять и просить. Корсин, сделав знак свите, поднялся и тоже пошёл в пыточную.
— Маркос, что ты узнал? — тихо спросил он по пути.
— Бадрил Настиш из древнего, но скатившегося в нищету после того, как они потеряли свои владения рядом с долиной Увалец, на границе с Ранфией, рода Настишей, — так же тихо ответил Маркос Растраниш. — Его сёстры действительно голодают, а все старшие родственники по мужской линии служат в наёмниках. Ну, если живы ещё. Отец погиб, а от двоих троюродных дядьёв, отправившихся на заработки в Намрию, уже полгода нет никаких вестей.
— Что ж, ясно, — Корсин благодарно кивнул. — Значит, горячий мальчишка, за которого даже мстить никто не станет…
Они вошли в пыточную.
— Вот это видел? — Атринас уже показывал Бадрилу раскаленные клещи. — Цап! И нет носа!
— Никогда я не назову ранфийцев друзьями! — вскинул голову подвешенный за руки Бадрил. — Даже без носа!
Корсин чуть покачал головой, подал знак Атринасу. Раскаленные клещи сомкнулись, только не на носу, а на левой руке, чуть выше плеча, срывая кожу, вырывая кусок плоти и тут же прижигая рану. По пыточной поплыл запах мяса, Бадрил стиснул зубы, чтобы не заорать от боли.
— Подумай, Настиш, — негромко сказал Корсин. — Признай свою ошибку, не упорствуй.
— Нет! — выкрикнул Бадрил, глядя кронпринцу прямо в глаза. — Ранфийцы — мои враги навек! Можете казнить меня, но я не отступлюсь!
Было видно, что его мутит, но Бадрил упорно держался.
— Ну что же тогда, — Корсин вздохнул, держа паузу.