В чужом обличье,

Бадрил молчал, смотрел с вызовом, не собираясь умолять и не собираясь отступать.

— Освободите его, — буднично произнес Корсин. — Помойте, переоденьте в чистое. И несите в мои покои.

Бадрил оттолкнул руки, пошел сам, чуть пошатываясь, но каждый раз ещё выше вскидывая голову, явно готовясь умереть достойно.

* * *

Бадрил посмотрел недоверчиво на поднесенный ему кронпринцем кубок. Затем на лице его отразилось понимание — в вине яд! — и Корсин едва заметно улыбнулся.

Привычным уже движением закатал рукав, и свита за спиной повторила его жест. У каждого из них, чуть выше плеча, был такой же знак, как у Бадрила — шрам, рубец, оставшийся от касания раскаленных клещей, вырывающих кусок мяса.

— Ты прошел испытание кровью, страхом и смертью, — произнес Корсин, — и не отступишь, когда придет время резать ранфийцев. Теперь ты один из нас, Бадрил Настиш!

Бадрил смотрел широко раскрытыми глазами, и Корсин знал, что он видит. Знак на плече принца. Свиту его, состоящую из представителей сильнейших кланов Перпетолиса: Артанишей, Имранишей, Гварришей, Растранишей, Парришей и прочих. И неважно, что это были пятые, седьмые сыновья, которым не светило наследства. Главное, что им нечего было терять.

— За Бадрила Настиша! — провозгласил Корсин, отбирая у того кубок и осушая одним махом.

— За Бадрила Настиша! — провозгласила свита, вскидывая свои кубки.

Бадрилу тоже вручили кубок, и он осушил его машинально, моментально захмелел после трех дней голодовки и пытки.

Чуть позже

Солнце нещадно палило, и пот заливал глаза. Но Корсин не позволил себе пошевелиться лишний раз. Даже для того, чтобы согнать опустившуюся на лицо муху. Осторожно поднять ногу, сдвинуть вперёд, плавно, вершок за вершком перенести на неё вес тела, следя, чтоб под подошвой не скрипнул ни один камушек. Рядом, тяжело дыша, ступали Бадрил и Атринас.

Осторожно отогнув ветку густого самшита, Корсин оглядел лужайку и так же плавно вернул ветку на место. Бережно и бесшумно снял со спины закрепленное там метательное копьё. Спутники принца повторили его движение. Корсин видел, что Бадрилу это непривычно, но ситуацию спасал простенький подавляющий звуки амулет, презентованный принцу год назад предыдущим ойстрийским послом.

Корсин медленно поднял левую руку, прикрыл глаза, сделал несколько глубоких вдохов, собираясь с силами, и бросился вперёд, резко опуская левую руку вниз и отводя правую с зажатым в ней копьём для броска. Проломившись сквозь кустарник, он впился взглядом во вскинувшего голову горного тура и с резким выдохом метнул копьё в цель. Бадрил и Атринас отстали всего на секунду.

Благородное животное упало и забилось, ломая кусты и беспорядочными ударами копыт скидывая в пропасть здоровенные булыжники. Корсин, не колеблясь, метнулся вперёд и одним движением перерезал раненому туру горло.

Минуту спустя они втроём сидели, привалившись к остывающему боку мощного зверя, и пили вино из пущенной по кругу фляжки.

— Ты неплохо себя показал, Бадрил, — произнёс Корсин, лениво щурясь на солнце.

— Не стоит проявлять ко мне снисхождения, мой принц, — Настиш покачал головой.

Его копьё поразило тура в заднюю ногу, в то время как копьё Корсина ударило точно в сердце.

— Скажи мне, Бадрил, почему нам удалось убить горного тура? — спросил он, прихлёбывая вина.

— Потому что мы подкрались к нему на расстояние удара, и он не ожидал нас, — отозвался Бадрил. — Только… без вашего амулета у меня бы не вышло.