И в этом случае – братом или сводным братом Ваньи.
По сведениям, Хольгер унаследовал от матери квартиру стоимостью приблизительно четыре миллиона крон. За такую сумму можно купить небольшую деревушку где-нибудь в окрестностях Квиккъёкка, подумал Хуртиг. Или хороший дом к северу от Упсалы. Но обитатель Сёдермальма получил стандартную трешку – площадью поменьше, чем гараж его родителей, и побольше, чем дровяной сарай.
Хуртиг не хотел, соблюдая технику слежки, обращаться с вопросами к Хольгеру, чтобы узнать, не его ли сын живет в квартире, но понял, что спросить придется: порыскав в интернете, он выяснил, что никакой Симон Сандстрём в Сёдермальме не зарегистрирован.
Хольгер был на пробежке, и его голос звучал немного сдавленно. Хуртиг перешел прямо к делу, и Хольгер подтвердил, что у него есть сын, который живет в бабкиной старой квартире на Фолькунгагатан.
– Что он натворил? – спросил Хольгер.
– Ничего. Мы просто хотим поговорить с ним.
Хольгер не стал задавать встречных вопросов, и Хуртиг решил съездить на Фолькунгагатан с Шварцем и Олундом. Сегодня же вечером.
Прежде чем закончить разговор, Хуртиг попросил Хольгера не звонить сыну и не сообщать, что с ним хочет поговорить полиция.
– Мне дела нет, – ответил Хольгер. – Он уже столько раз позорился.
Если бы Йенс Хуртиг знал в эту минуту, что произойдет в течение ближайших двух часов, он бы сам захотел, чтобы Хольгер Сандстрём позвонил сыну.
Иво
Патологоанатомическое отделение
То, что волосы и ногти продолжают расти после смерти, – это миф. Он объясняется дегидрацией, высыханием тела. Кожа съеживается, и все, что из нее растет, становится заметнее.
Опровержение мифа о самостоятельном росте волос и ногтей может ввести в заблуждение и заставить думать, что судмедэксперту сложно определить, сострижены ли ногти до или после смерти.
Это не так. В случае Йона Ингмара Густафсона Иво сразу заключил, что ногти стриг не сам Густафсон. Чтобы заметить это, не нужно даже быть криминалистом, и Иво злился на халтурщика, который обследовал тело спустя рукава.
Фотографии со вскрытия были разложены на столе; Олунд вопросительно смотрел на Андрича.
– Что думаешь?
– Ногти на правой руке не стрижены, – заговорил Иво, – тогда как на левой их кромсали настолько небрежно, что это причинило бы значительную боль в случае, если бы человек был жив во время подобной операции. Это произошло не по доброй воле, так что вопрос о том, когда были сострижены волосы, представляется бессмысленным.
– Тогда можно с большой уверенностью говорить, что это убийство, – сказал Олунд.
– Ну, он мог покончить с собой, а потом кто-то остриг ему ногти и отправил вам, но я полагаю, вы считаете, что такое объяснение – это мимо реки по воду ходить.