— “Чушь”? — повторил он. — А то, что мы травим в год по пять миллионов тонн рыбы, это тоже чушь?
— Ну, — возразил я. — Дело времени. Я видел Потомак и Огайо. Эти реки поголубели, в них снова плодится рыба.
— Вам налить? — спросил доктор Фул. — Ваше лицо кажется мне знакомым.
— Еще бы! Это же я вытащил вас из бара “Креветка”.
— Зачем? — равнодушно спросил доктор Фул, разливая в стаканы скотч.
Я пожал плечами:
— Не знаю… Вытащил… Лучше ответьте мне на мои слова.
— А-а-а… О поголубевших Огайо и Потомаке… — доктор Фул в упор взглянул на меня. Глаза у него были огромные и пронзительные, как у спрута. Он вдруг не показался мне очень пьяным. Он даже спросил: — Вам приходилось бывать в Аламосе?
— Нет, — на такие вопросы я всегда отвечаю уверенно.
— Сточные воды в Аламосе, как правило, сбрасывали прямо в океан — на волю течений. Одно плохо, течения там замкнутые и все дерьмо снова выносило на берег. Жители Аламоса первые узнали, что такое красный прилив. Это когда гниет вода, а устрицы пахнут бензопиреном.
— Неужели чистота устриц важнее благосостояния людей?
— А-а-а… — протянул Фул. — Это вы, конечно, о пользе…
— А Парфенон приносит пользу? — вдруг быстро спросил он. — Если его срыть, освободится место для прекрасной автостоянки, а? Или собор Парижской богоматери? Снесите его башни, какой простор откроется для обзора! А преториумы римских форумов? А средневековые крепости? А Версаль? А Тадж-Махал, Красный форт, Агра? Чего это мы следим за ними, какая от них польза? Стоят века — зачумленные гробницы.
Нет, он все же был пьян.
Я подчеркнул намеренно громко:
— Нам-то с вами ничего не грозит. У нас есть санитарная инспекция. Чего вы кипятитесь, док?
Доктор Фул рассмеялся:
— Санитарная инспекция?.. После смерти Бэда Стоуна смешно говорить о санитарной инспекции всерьез. Кому и чем они могли помочь? Помогла ли кому-нибудь?
— А что… самого Бэда уже нельзя было вылечить?
Фул не понял:
ebooksa