Бретонские легенды

22
18
20
22
24
26
28
30

Наиболее ранние письменные произведения, создававшиеся в основном учеными людьми и рассчитанные на образованных читателей, трактовали смерть согласно канонам христианской религии и употребляли слово Ankou как синоним слова marv. Так, например в Buhez Mabden – Ar Bassion[5] Анку служит аллегорией смерти и имеет мало общего с фольклорным персонажем, представленным в народных пьесах и сказках:

Goude da stat ha pompadou / После твоего положения и почестей,Guyscamant ha paramantou / Одежд и украшенийEz duy an anquou ez louen / Придет Анку с радостью,Pan troy enhaf da lazaff mic / Когда ему придется тебя совсем убить,Ma-z duy da neuz da bout euzic / Когда твой вид будет ужасенHa tristidic da bizhuyquen / И грустен навсегда.

Вообще, письменные источники, где так или иначе упоминается Анку, можно условно разделить на две группы. С одной стороны, это жития святых, поэмы и пьесы религиозного содержания, и, с другой стороны, это различные легенды, песни, сказки и былички. Образ Анку в житиях, трактатах и поэмах несколько отличен от сказочного. Во многом это объясняется спецификой самих текстов: если первые предназначались для чтения и, соответственно, создавались образованными людьми, то вторые изначально бытовали в устной форме и отражали прежде всего народные верования. Поэтому часто сказки и бы-лички, собранные Люзелем и А. Ар Бразом во второй половине XIX века, и даже фольклорные тексты, записанные в конце XX века, содержат более архаические черты образа Анку, нежели «ученые» произведения XVI века. В поэмах XVI века Анку представлен как некая сила, которая должна неотвратимо поразить любого человека. В Mirouer ar Maro, Passion – Buhez mabden Анку представлен скорее как философская категория, тогда как пьесы и сказки его очеловечивают.

Где-то посередине между этими двумя группами источников можно поместить поздние пьесы бретонского народного театра, написанные в эпоху, когда бретонский язык перестал быть языком образованных людей. Эти пьесы создавались на основе более ранних текстов, часто сочиненных образованными людьми, но потом неоднократно переписывались и переделывались, причем переписчики в большинстве своем были малограмотны и многие эпизоды создавали под влиянием устной народной литературы.

По вышеуказанным причинам проследить историю развития образа Анку хотя бы на протяжении Средних веков и Нового времени весьма трудно.

Исследователи бретонских пьес, однако, отмечают, что, несмотря на схожесть пьес бретонского народного театра с французскими мистериями (заимствование сюжетов, пересказ отдельных фрагментов текста, манера исполнения и т. п.), персонаж, подобный Анку, никогда не встречается во французских пьесах: в них, в отличие от бретонских, Смерть достаточно редко появляется на сцене, а если и появляется, то представляется всегда в образе женщины (La Mort), тогда как Анку – персонаж мужского пола. Более того, распространенная в средневековых мистериях идея «вечной» красоты женщины, над которой не властна смерть, обретает несколько иной смысл (заигрывание с мужчиной).

Так, в Dialogue avec la Mort («Диалог со смертью») 1656 года девушка собирается соблазнить смерть (Maro):

Me à rauis pep den, certê dré va quenet,Dré va tal aliou loar, va diou geus goularetDré va corf à so drant, galant epep andret,Charmi’r maro deiz ha nos, ameus me proposetЯ соблазняю всех мужчин, конечно, моей красотой,Моим челом лунного цвета, моими коралловыми губами,Моим веселым телом, ко всем благосклонным,Я собираюсь соблазнять смерть днем и ночью.

О том, что фигура Анку не заимствована из французской традиции, может свидетельствовать также и то, что этот персонаж с тем же именем встречается в корнских и валлийских пьесах [Le Menn, 1983, р. 32–33].

Предположительно средневековый Анку унаследовал черты персонажа, связанного с дохристианским культом смерти. Образ Анку не был вытеснен христианством, напротив, он органично вписался в церковную идеологию. Политика церкви, нацеленная на то, чтобы страх смерти и адских мучений держал христиан в повиновении, по-видимому, сплелась с народными представлениями о смерти и не разрушила их, тем более что для объяснения прихожанам таких абстрактных явлений, как грех, добродетель и т. п., священникам приходилось прибегать к аллегориям, изображать отвлеченные понятия в виде неких легко узнаваемых персонажей[6]. Анку, уже знакомый прихожанам, как нельзя лучше подходил для этой цели, и, таким образом, стал частью новой веры.

Следует подчеркнуть специфический характер фигуры Анку. Она не тождественна образу смерти, который встречается во многих других европейских фольклорных традициях. Границы этого образа и связь его с самим явлением смерти несколько размыты и спорны, несмотря на особое внимание к нему со стороны собирателей фольклора и исследователей. Некоторая неясность и неоднородность описаний этой любопытной во всех отношениях фигуры объясняется в основном характером источников (см. выше), но даже в сходных текстах (например, сказках) Анку представлен в разных качествах.

Представление о внешнем облике Анку на ранних этапах проследить довольно трудно, ремарки театральных пьес редко дают описание сценического костюма, однако известно, что актер, играющий Анку, облачался в белую простыню, символизирующую саван, т. е. изображал мертвеца. Скульптурные изображения Анку в церквях представляют этого персонажа скелетом, вооруженным метательным оружием или косой. В более поздних источниках Анку все больше напоминает человека (чаще всего бродягу или бедного крестьянина), мертвеца или скелет человека (соответственно, в словарях слово Ankou переводится как «мертвец» и «скелет» – ср. одно из значений шотландского eug – «смерть», но также «призрак, скелет»)

Однако несовпадение некоторых деталей, таких, например, как облачение Анку (белый саван на сцене и одежда бедняка в сказках), не означает полного расхождения в трактовке самого образа. Объяснить их и понять происхождение тех или иных явлений может только подробное исследование и сопоставление имеющихся в нашем распоряжении текстов.

При сопоставлении материалов, относящихся к различным эпохам, можно проследить эволюцию представлений об Анку. Они, несомненно, сложились под сильным влиянием церкви. Порой нелегко определить, какие черты были изначально присущи Анку, а какие возникли от смешения с образом смерти, навязываемого христианскими проповедниками.

Некоторые детали, исчезнувшие не так давно, можно восстановить, можно и объяснить их замену новыми. Такой атрибут, например, как коса, пришел явно из церковной символики: на самых древних изображениях Анку держит в руке стрелу (копье, дубину), которой поражает живых. Эта же архаичная черта образа Анку прослеживается и в языке: смерть не косит, а ударяет человека (глагол skeiñ, skoiñ): An amzer a dro, an Ankoù a sko. («Время идет, смерть приходит», букв. «Время вертится, Анку ударяет») [Kergoat, L., Spezet, 1996], глагол skeiñ, skoiñ в пьесах обозначает действие Анку, приносящее смерть действующим лицам.

Идея смерти как удара встречается у многих индоевропейских народов. Так, мы встречаем смерть как удар для древнегреческой традиции: гр. άΘάνατο восходит к и.-е. корню * , передающему идею удара, убийства, та же идея прослеживается в хетт. kuenzi ‘он бьет, убивает’ [Казанский, Н., Н., с.84]; ср. русск. бить, убить.

Идея убиения с помощью удара прослеживается на ирландском материале: у Дагды имелась палица, одним концом которой он умерщвлял, другим – оживлял людей; имя Балора, предводителя фоморов, также связано с идеей удара острым оружием: Balor < * gulro-s < и. е.*guel ‘колоть, убивать’.

Идея смерти как удара сохранилась, несмотря на позднейшее переосмысление образа Анку. Коса, заменившая стрелу или копье, стала несколько иным символом: Анку не «косит» человеческие жизни, а отталкивает их от себя, т. к. по народным поверьям лезвие его косы повернуто в другую сторону.

Несмотря на различие некоторых деталей в различных жанрах (поэмы, пьесы, сказки, былички), образ Анку достаточно цельный и устоявшийся. Можно выделить ряд характерных признаков этого персонажа. В отличие от известной во всей Франции и многих других странах смерти в образе костлявой старухи, Анку всегда представлялся мужчиной. Постоянный атрибут Анку в сказках и быличках – плохо смазанная повозка, которую везут тощие лошади (karrig an Ankoù, karrigel an Ankoù). Появлению повозки Анку нередко предшествуют знаки (брет. sin, франц. intersigne), такие, как запах горящей свечи, крик петуха посреди ночи и так далее.

Часто Анку представляется полуразложившимся мертвецом, т. е. человеком, вернее, бывшим человеком (ср. диалектное значение слова Ankou – первый человек, умерший в текущем году)[7].

Описания Анку в сказках и быличках практически совпадают. Так в «Легенде о смерти» Анку приходит на пир к гостеприимному хозяину, его принимают за бедняка, похожего на кого-то из давно умерших соседей:

С виду он был похож на нищего – не одежда на нем, а прилипшие к коже лохмотья, а от самого падалью пахнет [Мурадова А. Р., 2000, с. 41].