– Не больно?
Я пошевелила пальцами.
– Покалывает.
К нам приблизился Паук с пескоструем на плече. Его дреды шуршали по вороту длинного пальто, полы которого хлопали по лодыжкам.
– Что стряслось, тетушки?
Смотрел он не на нас, а на улицу.
– Корделия чувствительна.
– Да что ты говоришь!
Ломакс, насупившись, понизила голос до резкого шепота:
– Нет же, идиот, я хочу сказать – она чувствует!
Паук недоверчиво вздернул бровь:
– В смысле – чует артефакты и все такое?
– Больше того. По-моему, она способна с ними взаимодействовать.
– Врешь!
Ломакс ткнула большим пальцем на дверь бара:
– Там на стене висит копье очажников. Она заставила его плясать.
Паук впервые уставился прямо на меня. Впитал взглядом от головы до пят и хмуро спросил:
– И что нам с ней делать?
Ломакс обняла меня за плечи.
– Убрать отсюда, пока у кого-нибудь не возникло светлых идей.