– Ты знаешь, я не просила «Адалвольфа» прикрывать отступление.
– Знаю, – вздохнула она. – Я пробовала его отговорить.
– Извини.
– Ты не виновата, – пожала она плечами. – Он всегда хотел погибнуть в сиянии славы.
Аватара демонстративно откашлялась и продекламировала:
По всему небу читались тепловые следы двигателей. Отовсюду, куда ни глянь, к нам стекались белые корабли-кинжалы. Я велела «Злой Собаке» подстроиться к раненой «Тете Жиголо» и, пока шла стыковка шлюзов, влезла в старый громоздкий скафандр. Зашипел воздух, давление уравнялось. Через открывшийся люк я вступила на борт пострадавшего корабля. Меня встретила молодая женщина. Один глаз карий, другой голубой. Белые волосы на одной половине головы обриты почти под корень, а в ухе пиратская золотая серьга.
– Я Корделия Па, – сказала она. – Это корабль моего отца.
Я подняла щиток шлема.
– Где же он?
– Его забрала Интрузия.
– Кто здесь командует?
– Я.
На вид ей было слегка за двадцать, но взгляд делал ее много старше, а исходившая от нее ярость словно утверждала, что эта девушка готова смести все, что поставит у нее на пути мироздание.
Я заглянула в коридор за ее плечом и сказала:
– Ваш сигнал бедствия подписан «София Никитас».
– Да. Хотите с ней познакомиться?
– Непременно хочу.
– Идите за мной.
Она провела нас в глубину старого грузовика. Я тяжело топала по палубе, проклиная перестраховку, заставившую меня напялить скафандр. Передвигаться в нем было далеко не просто – но ведь корабль терял атмосферу, и я имела основания опасаться внезапной катастрофической разгерметизации. В Доме меня приучили готовиться к худшему.
Коридор освещался красными аварийными лампами. Местами было совсем темно, но Корделия и эти участки проходила с уверенностью человека, прожившего в таких условиях чуть ли не всю жизнь. Глядя в ее прямую спину, я догадывалась, что она могла бы обойти корабль с завязанными глазами.