Свет невозможных звезд

22
18
20
22
24
26
28
30

Я сморщила нос. Останки будут лежать здесь, никем не потревоженные, пока не обратятся в мумии. Дополнят экспонаты этого жуткого музея, ссохнутся, как шмат говядины, и в конце концов станут прахом среди руин. Никто их не тронет. Так далеко в город не пробираются даже крысы – обычно им здесь нечего есть.

Движением руки я раздвинула заросли, заставив их подобрать звенящие побеги и освободить дорогу от двери до лестницы на дальнем конце помещения. Эддисон, видя это, вздернула бровь, но от комментариев воздержалась.

Поднявшись наверх, мы нашли круглую комнату управления – ровно там, где говорила мне песня тарелок. Стены и пол были из мутно-голубого вещества тарелок, а центральная колонна белая, как из мрамора. Мне оставалось только вставить подвеску в колонну. Эддисон заняла позицию у входа, откуда держала под прицелом всю комнату. Взгляд ее рыскал, высматривая угрозы и пути отхода.

Я прошла к противоположной стене, где спиной к полупрозрачной опоре сидел человек. И меня словно током ударило, когда я узнала в нем Мишеля. Тонкие, как водоросли, нити протянулись от его глаз, ноздрей, ушей к белой колонне. С часто бьющимся сердцем я присела перед ним на корточки. Должно быть, они с Доберманом пришли сюда в поисках артефактов – как и рассказал мне в Интрузии Ник – и напоролись на Брандта. Я протянула руку. Щека показалась мне теплой на ощупь, и грудь поднималась и опускалась в ленивом ритме крепкого сна. Он, как и мертвецы внизу, провел здесь много дней. Подбородок оброс щетиной, а нос мой уловил кисловатый запашок старого пота и немытой кожи.

– Кто здесь?

Голос у него был сухой, придушенный проникшими в горло лозами.

– Это я.

Я смахнула осевшую у него в волосах пыль, но даже не попыталась сорвать проросшие в него нити.

– Помоги!

– Не могу. – Я разогнула ноги и потерла ладонь о ладонь. – Пока не могу. Мне сначала надо кое-что сделать.

Развернувшись на каблуках, я сняла с себя подвеску. Песня тарелок в голове притихла до обнадеженного шепота, слабого, как всепроникающий шорох космических лучей. Я покачала голубой камень на кожаном шнурке.

– Вы этого хотите?

Я ощущала их нетерпение, словно подходила к концу долгая ночная вахта. Сейчас исполнится их предназначение, сбудется судьба. Я, сцепив зубы, шагнула к колонне.

– Вам придется за это заплатить.

Интрузия намеревалась использовать тарелки как спасательные шлюпки. Она полагала, что я смогу убедить плоские миры сдвинуться с места и направлю их – вместе с пассажирами-людьми – прочь от надвигавшейся катастрофы, следом за очажниками в раскол реальности и в неизвестность по ту сторону.

У меня были другие планы.

– Может, Интрузия меня и сделала, но она мне не хозяйка, – сказала я.

Я прижала голубую подвеску к мрамору колонны. Она утонула в камне, а я еще подтолкнула ее большим пальцем.

– А теперь, – обратилась я к шепчущим в голове голосам, – я знаю, у вас есть когти. Вы их умело скрывали, но я их чувствую под каждым зданием, в ткани каждой тарелки. Я про них знаю. – Шагнув назад, я возвела раскрытые ладони к пололку. – А теперь я хочу их увидеть!

Я висела в пустоте.