— Того. Если так уж сильно захотелось набить морду, ну и бил бы без всяких заморочек. А теперь повертишься на допросах у этих лейтенантиков. Они ж на таких, как ты лохах, лишние звездочки получают. Даже если тебя всего на пятнадцать суток засадят. А тут можно нарыть и злостное хулиганство, и даже попытку убийства присобачить, если знать, как заявление составить, да как протоколы вести. Ладно, Паша, надо бандюков спровоцировать что ли? Чтобы ты попал в разряд потерпевших. Тогда можно официально расследование начать, и твое хулиганство можно будет представить необходимой самообороной, даже если Гонтарь ни при чем. Но ведь как ловко действуют! Не придерешься… Пока, Паша… — и Димыч положил трубку.
Помимо воли в животе у Павла рос страх. Подозрение, что его заказал Гонтарь, как-то не вызывало страха; Гонтарь был злом давнишним, привычным. А тут выходило, что какие-то весьма, и весьма решительные люди желают Павла отправить на тот свет. Только вот действуют как-то нерасторопно; и топтуны-то засветились, и убийцы какие-то неквалифицированные оказались…
Засесть за стол, не получилось. Павел абсолютно не мог сосредоточиться, в ожидании приезда ментов. А потому он оделся, спрятал в тайник нож с наганом, и пошел на работу. По дороге подумал, что его могли и хватиться; он уже даже не через день на работу ходит, а через два. По пути пару раз проверившись, убедился, что слежки нет. Маячили какие-то парень с девушкой на пределе видимости, но, похоже, они были до ушей поглощены друг другом. Перейдя оживленную магистраль, Павел по тихому переулку, с двумя рядами старых толстенных тополей, подходил к школе, когда увидел парня, неторопливо идущего ему навстречу. Парень даже не посмотрел на Павла, шел, сосредоточенно уставясь в землю, и о чем-то напряженно думал. Павел чисто машинально проводил его взглядом, держа на самом краю зрительного поля, а потом только глядя на его тень. И вдруг, тень резко дернулась, вытянула руку. Павел присел, и молниеносно ушел в сторону. Послышался хлопок с присвистом, рядом всплеснул фонтанчик серой, нашпигованной угольным шлаком земли. Павел никогда не слышал звука пистолетного выстрела, когда пистолет оснащен глушителем, но сразу же понял, что это он. И Павел принялся качать "китайский маятник", про который сначала вычитал в книге Богомолова про контрразведчиков, а потом дядя Гоша наглядно показал ему, как это делается. Киллер, привыкший стрелять жирных кроликов, распялив рот и выпучив глаза от изумления, пальнул два раза, но не попал. Павел прыгал перед ним, как взбесившаяся лягушка, а киллер, наконец, придя в себя, оскалился по-собачьи, и дергал стволом вслед за Павлом, но никак не мог поймать на мушку. А Павел, наконец, допрыгал до толстенного тополя, и скользнул за ствол. Топоча как теленок, сопя с присвистом, киллер добежал до тополя, и уже обходил его слева от Павла, но Павел не стал крутиться вокруг ствола, чего, наверное, ожидал от него киллер, а нанес удар полусогнутой ногой назад с разворота, как бы обтекая ногой ствол тополя. Доморощенные каратисты называют этот удар "ура-мамаша", а дядя Гоша, показавший несколько разновидностей его, никак не называл. Тем не менее, каблук Павла угодил во что-то мягкое, киллер утробно хрюкнул, и, сложившись пополам, отвалился в сторону, однако пистолета не выпустил. Павел обошел ствол тополя, киллер стоял, скрючившись, но, тем не менее, попытался вскинуть пистолет. Павел хлестко поддел ступней его запястье, пистолет тяжело шлепнулся на землю. Тут же развернувшись, Павел другой ногой ударил киллера в пах, и, кувыркнувшись, подхватил с земли пистолет. Киллер, мгновенно осознав, что напоролся на достойного противника, пустился наутек. В горячке Павел два раза выстрелил, не видя мушки, видя только удаляющуюся спину, однако не попал. Попытался взять себя в руки, хладнокровно совместить прорезь прицела с мушкой, но тут сообразил, что мушку и цель разделяет толстый глушитель, кое-как навел его на качающуюся спину. Но парень уже нырял в "жигуленок", неизвестно откуда вывернувшийся. Павел высадил по "жигуленку" все, оставшиеся в обойме патроны, но ни разу не попал даже в машину. Да-а… Из пистолета стрелять, это не то, что из дробовика навскидку дробью…
Поспешно оглянувшись, и не увидя никого на пустынной улице, Павел сунул пистолет в сумку. И торопливо зашагал к школе. Руки и ноги, и, кажется, даже кишки, пробирала внутренняя дрожь запоздалого страха. Он бормотал машинально:
— Вот те и Беркут… Вот те и Гонтарь… Вот те и Беркут… Вот те и Гонтарь…
В школе он первым делом кинулся к телефону, но вахтерша злорадно спросила:
— Что, позвонить?..
— Ага… Срочно надо…
— Не получится! Отключили телефон за неуплату…
Павел обежал все окрестности, но не нашел ни одного исправного телефона. Правда, на автобусной остановке стоял целый ряд телефонов-автоматов, но все они уже были новомодными карточными. Плюнув, он вернулся в школу. Света в слесарке не было, оказалось, и электричество отключили за неуплату. Только успел спрятать трофейный пистолет, заложив его прямо на верстаке несколькими вентилями, как в дверях нарисовались три фигуры с автоматами и одна без автомата, но это была длинная и сутулая фигура старшего лейтенанта, местного участкового.
Участковый строго сказал:
— Вы Павел Яковлевич Лоскутов?
— Да вроде я… — врастяжку протянул Павел.
— Не паясничайте! Вас приглашают в райотдел по поводу совершенного вами злостного хулиганства.
— Помилуйте, старший лейтенант! — вскричал Павел. — Меня же избили, и меня же заподозрили в злостном хулиганстве. Или вы усматриваете факт злостного хулиганства в том, что я упорно лупил своей физиономией по чьим-то кулакам?!
Лейтенант попытался придать себе грозный вид, заорал:
— Не издевайтесь! А то пойдете в наручниках.
Но грозный вид придать своей унылой физиономии ему было трудно. Три сержанта, топтавшиеся у него за спиной, с любопытством разглядывали обстановку в слесарке. Павел пожал плечами, повесил на плечо свою сумочку и пошел к выходу. В дверях остановился, спросил:
— Могу ли я хотя бы администрацию поставить в известность?
— Зачем? Вам дадут повестку, если, конечно, не посадят в КПЗ.
ebooksa