Все члены братства и кандидаты согласно кивнули и один за другим начали подниматься, чтобы пойти пропустить стаканчик. По лицам некоторых таких «джентльменов» Веллингтон понял, что этот стаканчик задержит их
И особенно мужчину, который сейчас обращался к нему.
— Итак, старина, так насколько, вы говорите, тиха ваша очаровательная дама?
— Я сказал, что она немая, — ответил Веллингтон голосом, из которого буквально сочились гордость и распутство, — но она совсем не тихая и абсолютно не спокойная.
— Очень надеюсь, что попозже она к нам присоединится. — Дивейн указал на привлекательную молодую девушку; спина ее выгнулась дугой, а платиновые волосы веером рассыпались сзади. Глаза ее были крепко зажмурены, маленькие тугие груди слегка подрагивали, она вскрикивала, в то время как другая женщина ласкала ее языком. — Констанция. Это ее первый уик-энд в обществе вместе с ее дядей Барти в качестве опекуна. После того как я с ней пообщаюсь, я могу представить ее вам, если она еще будет в состоянии.
Веллингтон очень надеялся, что лицо его остается таким же спокойным и безмятежным, как и его голос.
— Это было бы очень мило с вашей стороны. — Он повернулся к Элизе. — Пойдем, Гиацинт. Если ты хочешь присоединиться к ним, думаю, тебе стоит переодеться в твой утренний халат. Я же знаю, как ты любишь наслаждаться жизнью. Заодно помогу тебе переодеться быстро и без проблем.
Не отрывая глаз от проема дверей, Веллингтон повел Элизу назад в фойе, а затем наверх в их номер.
Глава 22,
Закрывшаяся за ними дверь хлопнула намного громче, чем ожидал Веллингтон. На этот раз он уже был готов к тому, что Элиза снова схватит его за грудки.
— «Вы, кто служит и прислуживает нам». — Элиза вложила в эту фразу всю свою злость и, передразнивая голос и интонации Хавелока, прошипела это ему куда-то в волосы.
Она оттолкнула его в сторону и, чувственно засопев, что совершенно не соответствовало тому, что было написано у нее на лице, широкими шагами подошла к граммофону. Взяв наугад первый попавшийся музыкальный цилиндр, она сунула его в лоток. Элиза с такой силой начала крутить ручку, что Веллингтон даже слегка вздрогнул. То, что после такого обращения граммофон не развалился на части, говорило о высоком профессионализме изготовившего его мастера.
Рот Элизы уже открылся, она явно намеревалась выплеснуть наружу все накопившиеся за время молчания обиды, но внезапно замерла, когда из медных раструбов граммофона полилась изящная радостная мелодия.