если белым косским вином все это было запито.
Устрицы толще всего, когда луна прибывает, но лучше в Лукрине простые улитки,
чем в Байском заливе даже багрянка; цирцейские устрицы вкусны,
Еж водяной - из Мисена, а гребень морской - из Тарента".
Тереза почему-то восприняла стихи поэта в упрёк себе.
- Умник этот ваш Гораций! Любому понятно, что в Ионии прекрасные устрицы. Да только пока их из Апулии привезут, из самого-то Таранто, они трижды пропасть успеют!
- Это верно, Тереза, но будем надеяться, что кабанчик-то не пропадёт. - Инквизитор задумчиво листал страницы. Как выяснилось, томик стихов в его руках как раз принадлежал любимцу Мецената. - Да, вот они, эти, исполненные столь глубокого смысла строки. Я их как-то пропустил.
"Важно запомнить все свойства различных подливок. Та, что попроще, она состоит из чистого масла
С чистым вином и рассолом пахучим из скумбрии, им в Византии все бочки воняют.
Если же в ней поварить, искрошивши, душистые травы, их настояв на корикском шафране,
а после подбавить масла венафрского к ней, то вот и другая подлива!".
Подумать только - этому рецепту тысяча шестьсот лет!
- Я пробовал обе, - похвалился Элиа, - но корикского у меня шафрана не было и я взял обыкновенный. Но как ты мог пропустить такие строки? Ты не любишь Горация? Предпочитаешь Алигьери? Или Вергилия?
Нет, Джеронимо любил Горация. Часто перелистывал. Его к тому же страстно любил Аугусто Цангино, один из его учителей, но стихи об устрицах тот, будучи строгим постником, никогда не цитировал. Самого же Вианданте просто одолело любопытство.
- Объясни мне, Бога ради, Элиа, смысл того демонического обряда, что описывает Гораций:
В принципе, то, что описывает Гораций, похоже на то, что делала чертова Клаудия. Подумать только, этой демонической заразе столько же лет, сколько рецепту подливы...
- Нет, фессалийские ведьмы, о них писали ещё Ямвлих, Платон, Плиний старший и Овидий, творили свои мерзости задолго до Христовой эры, да и марсы в Риме тоже колдовали не хуже. Кроме того... - Элиа замолчал, ибо на пороге появилась Тереза с pasticcio di Natale, Рождественским пирогом, закусками и ветчиной, Схоластик вскочил на ларь, вздыбил и распушил хвост и громко замурлыкал, инквизитор оставил томик Горация, и всем стало не до демонического обряда.
Дегустация проходила весело и шумно. Схоластик не верил глазам, озирая предложенный ему срезанный с бочка кусок ветчины, и пожирал его со сладострастным урчанием, вцепившись в него когтистыми лапками. Тереза между тем донесла инквизитору на аморальное поведение кота. Обрюхатил двух соседских кошек, подрался с котом синьора Одалли, местного аптекаря, отгрыз ему в бою кончик уха, ведёт себя просто безобразно. Третьего дня дразнил собаку синьоры Чекко, нагло разгуливая по карнизу харчевни и размахивая хвостом. Пёс в итоге захлебнулся лаем и чуть не заболел.
Инквизитор в который раз проигнорировал все жалобы, мотивируя это нежеланием вторгаться в личную жизнь Схоластика. Прокурор, находя в характере кота весьма близкие ему самому качества обаятельного любовника и лихого вояки, тоже не поддержал обвинение. В итоге Схоластик закончил рождественскую трапезу блюдцем наисвежайшей сметаны, и наелся до такой степени, что смог после запрыгнуть на кровать Джеронимо только со второй попытки.
Элиа делился знанием о приготовлении бобов в горшочках, инквизитор запивал ветчину сицилийским вином. Потом разгорелась дискуссия о латуке, и Элиа рассказал, что его прабабка на смертном одре продиктовала его отцу рецепт особого салата из латука, хлебных корок, овощей и оливкового масла. Джеронимо с хохотом процитировал Горация, на ходу перефразируя венузийца: