Волнолом

– Генрих, что вы несете? – спросила Ольга.

Он встал, подошел к ней:

– Я же сказал – вам лучше не знать. Подождите снаружи.

– А я сказала, что никуда не уйду! Просто, глядя на вас, начинаю путаться, кто здесь пациент, а кто посетитель. Может, вам тоже тут отдохнуть? Недельку-другую? Покой, уход, кормежка бесплатная…

– Ерничайте сколько угодно. Мне наплевать. Но раз уж остались, то не мешайте. А еще лучше – помогите.

– Прекратите хамить! И как я вам помогу?

– Визуализация. Вы ею владеете – колючка получилась красиво.

– Владею. И что с того?

– Я попытаюсь заглянуть ему в память. А вы упорядочите картинку.

Генрих рассуждал так – сознание у Франца раздвоено, бедняга застрял между двумя мирами – старым, где он должен быть мертв, и новым, где он живой. А ведь именно на их стыке и должна быть разгадка. Переход, так сказать, оттуда сюда и наоборот. И если этот переход разглядеть…

– Заглянуть в голову к психу? Прелестно, Генрих. Ни о чем другом не мечтала.

– Так вы поможете или нет? Решайте, некогда спорить.

– А если нет, то что? Об дверь меня расплющите?

Генрих сообразил, что и в самом деле навис над Ольгой, буквально прижав к двери. Отступил на шаг, буркнул:

– Прошу прощения…

– Пес с вами. Что нужно делать?

– Сейчас прикинем.

Франц смотрел на них с детским удивлением. Генрих сказал ему:

– Ты тоже прости, приятель.

Обездвижить Франца ледяной руной получилось не сразу – морозные штрихи расплывались. Не зря доктор жаловался, что «седативная» светопись на пациента не действует. Это неудивительно – у рыжего дар усилен в результате эксперимента. Сопротивляемость высока.