– На дирижабле.
Генрих оглядел комнату, точнее – крошечную каюту с иллюминатором. Кроме тахты тут имелись встроенный шкаф и откидной столик.
– Почему я еще живой?
– Потому что не умер. Тоже мне аналитик.
– Не издевайся, Оля. Давай рассказывай.
– Строгий какой. Пошутить нельзя… Всё-всё, только не ругайся! Не выстрелил он в тебя. Ты и так уже едва на ногах стоял. Он еще револьвер не успел поднять, а ты завалился. Я завизжала, к тебе хотела, а меня держат…
– Тихо-тихо. Не плачь. Уже все закончилось.
– Этот все равно стрелять хотел… Гад… Твой генерал его за руку удержал… А Иван Игнатьевич говорит: Генрих, мол, только в Девятиморье опасен. А если его (тебя в смысле) за границу отправить, то все будет хорошо…
Генрих подумал, что это логично. Главное – удалить источник заразы с территории королевства. Желательно пристрелить, но можно и просто вывезти. Волна-то накрыла только одну страну, а за ее пределами он свою «заразность» просто утратит.
– Кстати, а как посол оказался в Речном проезде?
– Не знаю, – сказала Ольга. – Подсказали, наверное. Зря вы тут, что ли, жалуетесь, что наши шпионы – в каждом углу?
Генрих улыбнулся. Спросил:
– Который час?
– Девять утра. С минутами.
– И куда мы летим? В империю?
– Куда же еще? Главное, мне с тобой разрешили! Здо́рово!
– Что значит «разрешили»? А сама ты что, не могла?
– Нет, конечно. Меня из империи пятнадцать лет назад выслали.
– Выслали? Серьезно? За что?
– Так, грешки молодости. Была одна история, некрасивая. Мне тогда еще и двадцати не исполнилось. Сказали: если хочешь состояние сохранить, то езжай-ка ты, Оленька, за кордон. А иначе с какой бы радости я в вашем Девятиморье столько лет прокуковала, как дура?