Сатья-Юга, день девятый

22
18
20
22
24
26
28
30

— Почти угадал. Я сам, в некотором роде, твой клиент. Эй, ты жив?

Марта с искренним интересом осматривала поперхнувшегося Маркиза. «Постучать?» — беззвучно спросила она. — Маркиз помотал головой, и мартина рука, уже занесенная для хлопка по спине, убралась.

— Я загляну сегодня, — сказал Каим, переждав кашель. — Ты на Земле?

— Вечером нет. Вечером у меня встреча. Созвонимся.

Тем временем

К вечеру пошел снег, и окна «Респекта» затянуло глухой белой занавесью. Кот уставился в это бесформенное снежное пространство, словно видел в нем что-то свое, кошачье, важное. Всеволод дернул его за хвост, но кот, едва шевельнув ухом, снова погрузился в наблюдение; ему было плевать на Всеволода, и даже, кажется, на свой хвост.

Женя с Ариманом Владимировичем без интереса обсуждали новости фигурного катания, которым Ариман Владимирович не интересовался, но вежливо выслушивал Женину критику в адрес Белогорова и Любшиной, а Женя это чувствовала, но другой темы придумать не могла.

— Никто не придет, — зевнул Всеволод. — Кому в такую метель понадобятся сигареты, кофе и кошельки?

— Мне, — Ариман Владимирович теребил краешек шарфа.

— У вас это все и так есть.

— Как раз-таки нет. Я этим не владею. Я это продаю.

— Ну так купите у себя самого, — Всеволод протирал запотевшее окно.

— Извращение какое-то, — хохотнул Ариман Владимирович, поглаживая шарф. Шарф сонно шевелился под рукой.

— Предлагаю расходиться, — сказала Женя. — А то и нас тут заметет.

— По самую крышу, — согласился Всеволод. — Не раскопаемся. Лопаты у нас нет.

— Зато у нас есть ножи, — подмигнул Ариман Владимирович, направив указующий перст на полку с сувенирными кортиками и складными ножами китайского производства.

— А заодно сигареты, кофе и ремни.

— Зажженными сигаретами мы растопим снег… — серьезно сказал Женя.

— …Кофе насыплем как соль, чтобы быстрее таяло, — радостно подхватил Всеволод, — ножами расколем лед, а на ремнях…

— Вытащим кота, — Ариман Владимирович поднялся. Потревоженный шарф содрогнулся в возмущении.

— Лично я ухожу, — сообщил Всеволод.