— Серафим, — одернул я свидетельницу.
— Серафим, — мягко произнесла Дарья, кладя ладонь в перчатке мне на плечо, — это должность. Вы серафим, я свидетель… А меня зовут Дарья… А у вас должно быть имя…
— Оно чудно, — сказал таксист, не оборачиваясь.
— А вот интересно, свои мысли вы мне передать смогли, а имя почему-то нет.
— Для людей у меня нет имени, — честно сказал я.
— Для серафимов у меня тоже нет имени, — Дарья погладила меня по плечу. — А вы все равно знаете, как меня зовут. А я буду знать, что вас…
Я убрал ее руку с плеча, и свидетельница осеклась.
— А все-таки, — вздохнула она, помолчав немного, — как мы будем строить обвинение?
— Обычно. Я зачитаю, вы подойдете, расскажете кто что может…
— А стиральная машина не закрывается, — вспомнила Дарья, — об этом тоже?
— И об этом.
— С ума сойти. Никогда не думала, что моюстиралку испортил Дьявол. А надо было догадаться…
— Вряд ли он ее портил. Хотя с него станется, но все-таки мы его здорово ограничили. Он, вообще-то, уже даже не сверхсущество. Обычный смертный человек… Но он хитрый, он нас где-то обыграл. Какую-то лазейку нашел. На мировое зло его не хватает, а вот по мелочи пакостит. И ваша задача — подтвердить, что последние несколько дней что-то стало не так, что-то ухудшилось вокруг.
— А что, — таксист потянулся за сигаретой, но, подержав в руке пачку, отложил, — раньше ведь тоже так бывало. Не так долго, как сейчас, но накатывало…
— Тогда он был не на Земле, — пояснил я. — А масштабы у него были другие. В войну Самаэль с удовольствием поиграл бы, а вот ломать стиральные машины — не думаю. А сейчас сил у него почти нет, а злость на людей есть.
— Это вы отправили его сюда, — заметила Дарья.
— Совершенно верно. И он будет здесь до самой своей человеческой смерти торговать кофе в лавочке «Респект». А наша задача — не дать ему больше никому причинять неудобства.
— Золотой век, — Дарья смотрела в пустоту. — Эра милосердия… Сатья-Юга…
— Мы все поняли, что вы образованная, — сказал шофер.
— Сколько уже дней мы живем без зла?