Сатья-Юга, день девятый

22
18
20
22
24
26
28
30

Я молчал. Я ждал.

— У меня нет претензий, — сказал он. — У меня уже много лет течет кран, полгода глючит комп, дочка гуляет по вечерам черт те с кем, я не могу бросить курить и найти хорошую книгу, чтобы почитать перед сном. Но никто, Серафим, никакой, к чертям, ангел, не посмеет сказать мне, что кто-то в этом виноват. Плевал ты на людей, Серафим. Тебе нужен человек, который не сможет обвинить никого, кроме дьявола? Так вот, если бы не криворукие сантехники, не сетевой червь, не друзья моей дочери, не моя слабость и не толпа бездарей — не было бы никакого дьявола, и мне плевать, что ты меня заставил о нем узнать. Я отказываюсь быть свидетелем обвинения и вообще свидетелем в любом чертовом ангельском суде. Стирай мне память.

— У вас болезнь Альцгеймера, — сказал я. — Я могу вам помочь.

— Мне не нужно помогать, — он затянулся. — Меньше забывать придется. Стирай, Серафим, работай.

И я понял. Самаэль знал, что он откажется. Понятия не имею, откуда, как он это понял, но в людях он разбирался лучше меня. И будь здесь вместо меня тот же херувим или, скажем, престол, он бы сразу все понял. Низшие сферы то и дело мелькают среди людей. В отличие от меня. А Самаэль-Ариман знал, что последний свидетель откажется. И знал, что я не смогу его оставить без внимания. Зачем это все? Досадить мне? Не велика досада. Унизить, показать свое превосходство? Он может сделать это и лучше. Подшутить? Теплее. Самаэль мог подшутить надо мной, но что-то в этом смущало; он был бы рад увидеть мое удивление, увидеть лично, понаблюдать за выражением моего лица, ему ни к чему было меня задерживать… Задерживать! Шеф мой, шеф, какой же я дурак!

— Будьте благословенны, — я стер последнему свидетелю память. — До свидания.

— До свидания, — он улыбнулся. — Я, если что, вам еще позвоню, если щиток опять…

— Конечно, — я уходил. — Всего доброго.

Что он задумал, судорожно соображал я. Увидел меня, понял, что дело табак, тьфу, только не о табаке, ну и вонь тут стоит… Отправил меня в бессмысленную поездку, а сам — что? Бежать ему некуда, я же найду его… что ты задумал, бывший повелитель ада, человек Ариман Владимирович?

— Серафим!

Я обернулся, радуясь, что меня не видят низшие сферы.

Мог бы и проверить, не зашел ли кто-то, пока я пытался обратить редактора.

Девочка. Лет шестнадцать. Курносая, в толстых некрасивых очках. В малиновой куртке с капюшоном. Обычная девочка, ничего особенного.

— Не стирайте мне память, — она выставила руку, точно собираясь меня остановить (а я стоял на месте, разглядывая ее и оценивая объемы собственной глупости). — Меня зовут Катя, Катя Антонова, вы говорили с моим папой. Я все слышала, — она смотрела на меня моими глазами, теми самыми проблесками разума. — Я согласна стать свидетелем обвинения. Никто не виноват.

— Катя Антонова, — я спускался по лестнице, — ты сумасшедшая, но я сам не слишком похож на нормального человека и ангела. Я, Серафим, призываю тебя…

— Я все слышала, — крикнула она, догоняя меня. — Не повторяйте. Я вам верю и так.

Тем временем

— Тепло, б…, — Всеволод поводил по полу ладонью. Он сидел на корточках у стены возле своей стойки.

— К утру найдут, — буркнул Ариман Владимирович. — Если до того никто не обнаружит, что лавочка пропала.

— Если мы, б…, к тому времени не задохнемся.

— Ну, вряд ли, — Женя в очередной раз попыталась вызвонить полицию и в очередной же раз убедилась: сигнала нет. Ариман Владимирович посмотрел на нее, спрашивая движением бровей: ну как? Женя покачала головой. — Вряд ли задохнемся, — сказала она. — Главное, не замерзнем.