– Умереть, – шевельнулась гнилая мякоть в голове пугала. Щербатый рот кривился в ухмылке. Из-под ткани посыпались жуки-древоточцы и проволочные мучные черви.
Файри провела руками по лицу, ладонями снизу вверх, откинула мокрые волосы, прищурилась и двинулась вперёд. Она наступила на бревно, прямо на прогоревшую часть. Древесная плоть с треском проломилась, и нога ушла по щиколотку в горячие угли. Боль рогатым копьём ударила вверх, до самого паха. Концы длинных волос задымились и скрутились от пригоршней багровых искр. Обожжённая подошва взвыла, позвоночник, казалось, треснул от боли, но голова вдруг стала неожиданно лёгкой.
– Я иду на ту сторону леса, – сказала Файри.
Лес снова принял её в свои объятия. Луна исчезла, на смену капельному шёпоту пришли далёкие крики ночных птиц: уханье филина, похохатывание говорунка и крики сыча. Когда на пути попадались поляны, высокая трава целебно омывала обожжённую ступню и щиколотку дождевыми поцелуями. Легчало, однако, Файри не могла без гримас ступать на землю: кожа на левой ноге горела и чесалась одновременно, правое колено ныло от проткнувшей плоть щепы.
Спустя какое-то время лес вновь расступился, сменяясь зарослями болотных мухоловок, ночных росянок и зомби-глазок – растений, приманивавших во тьме неосторожных мошек своим фосфоресцирующим светом. Где-то недалеко ворчал среди камней ручей, вздувшийся от осенних штормов. Файри зашла по пояс в призрачное зеленоватое сияние трав. Однако через пару шагов чувство близкой опасности заставило её замереть. Впереди всё обрывалось в мутный мертвенный туман. Зеленоватая вата заполняла пространство в несколько десятков футов, далее вновь поднималась стена мрака.
Девушка нащупала камень, выковыряла, забивая остатки ногтей мокрой глиной, и бросила в ров. Раз. Два. Три. «Это уже глубоко или ещё не очень?» – вклинилась мысль. Глухой стук возвестил, что камень добрался до дна. Сколько же прошло секунд, в смятении подумала Файри. Былая уверенность вновь разбилась о такую простую задачу. Девушка прикусила губу. Ей вдруг захотелось расплакаться от собственного бессилия и никчёмности.
Она заметила, что росянки, тянувшиеся раньше строго вверх, немного вывернули соцветия-ловушки в её сторону. Паника, ещё не знакомая ей, ещё сдавленная до этого момента страшными воспоминаниями о железных когтях лорда Фэрна, прорвалась, сминая ментальные барьеры. Словно живые, встали картины, где растения тянут слепые шипастые рты к её молочно-белой коже, вырывают тысячи кусочков и сглатывают их внутрь стеблей, пока на поляне не остается обсосанный гладкий скелет!
Файри рванулась к самому краю обрыва и заметалась, отыскивая путь к бегству. Теперь тьма леса казалась ей добрым другом, надёжно прикрывающим от мертвенного мраморно-зелёного свечения. В тумане ей удалось разглядеть чёрные провалы, и, преодолевая омерзение, она побежала к ним, топча склизкие растения. Огромный – в несколько обхватов – ствол неизвестной породы дерева прочно врос в глинистые берега ущелья. Перил не было, но неизвестные строители срубили край бревна вдоль, так, что получилась площадка фута в два шириной. Файри вступила на неё и тут же чуть не поскользнулась: от сырости древесина прогнила и покрылась мхами. Лозы болотных огоньков тугими витками оплетали ствол. Зарывая носок ноги поглубже в мох, до твёрдой древесины, Файри забыла, что болотные огоньки опасны не только цветками-ловушками, и бестрепетно наступила на стебли.
Нога взорвалась болью от десятков ядовитых шипов, пронзивших тонкую корку ожога! Файри не удалось понять, каким чудом она устояла на колоде. Она отказывалась понимать, превратившись в сгусток боли, в объятую ядовитым огнём ногу. На непередаваемо долгий миг в ней не осталось более ничего.
Девушка с шипением выдохнула, ощущая холодную испарину по всему телу. Со стоном Файри согнула колено, выдирая ступню из шипастой ловушки. Но вместе с ядом в огненном горниле боли растворилась и паника. Ей на смену пришло упрямство. Оно впервые посетило это изнеженное создание, годное лишь для придворных балов и увеселений. Упрямство беглого узника, желающего вцепиться в глотку своим мучителям.
Она двинулась в путь. Аккуратно выбирая место для следующего шага, там, где мох рос гуще, она вбивала носок здоровой ноги в ямку, переносила вес тела и чуть приседала, раскидывая руки. Затем подтаскивала вторую, изуродованную огнем, в уже пробитую до этого ямку. Словно наступающий бретёр, она продвигалась, стараясь не смотреть ни влево, ни вправо. Потому что там ждал страх. Из зеленоватой ваты тянулись тысячи стебельков, покачивая склизкими шишечками. То, что она приняла за туман, на самом деле оказалось мельчайшими волокнами, заполнившими ров от края до края. Когда ей удавалось подчинить свои движения слаженному ритму, вдруг накатывали кошмары, в которых она оступалась и падала, падала в эту живую вату, перевариваясь в ней на лету, так, что до ручья на дне долетал лишь изъеденный череп, с глухим плюхом разбиваясь о поверхность воды. Тогда она сильнее давила на обожжённую ступню и выдыхала сквозь стиснутые зубы:
–
Мост исчез. Она всё ещё ощущала трухлявую корку, но мертвенный свет погас, и мир погрузился в непроглядную тьму, стоило ей переступить невидимый рубеж. Ночной лес вновь обхватил её дружеской лапой, омывая свежими дождевыми каплями от мерзкой слизи. Колени девушки предательски ослабели. Она рухнула на землю, привалилась к широкому сосновому стволу и уткнулась в сомкнутые лодочкой руки, всхлипывая и шмыгая носом.
Воспоминания вновь охватили Файри. С радостным удивлением она увидела себя и Дэйва. Сын небогатого рыцаря, он без памяти влюбился в девчонку, на которую наткнулся как-то утром, объезжая вотчинные земли. А она… Она тогда убежала, чтобы поймать лимиорку – фею росы. Няня рассказывала, что перед рассветом лимиорка танцует в вихре алмазных капель на краешках цветочных бутонов. Глупая Файри! Она вымокла до нитки, продрогла и измазалась, но упрямо бродила в сереющих сумерках по полям, пока не забрела незнамо куда. Пока не уселась под кустом ежевики и не расплакалась. Так она и рыдала, когда из слоистой хмари вынырнул белый конь с гордо восседающим маленьким рыцарем. Рыцарь помог ей – правда, с большим трудом – взгромоздиться на коня и шёл рядом до самого замка. Там ей дали огромный кусок тёплого яблочного пирога и целый ковш дымящегося взвара с шиповником – пинты на три. Прискакавший позже отец добавил сдержанное хмыканье и искреннюю благодарность Дэйву. А, оставшись наедине с дочкой – несколько полновесных шлепков по нежному заднему месту. Вскоре Дэйв приехал к ней в гости. А потом ещё. И снова.
Отец не возражал. В день четырнадцатилетия она узнала о помолвке. Сердце сладостно забилось, когда отец, пряча в бороде улыбку, сообщил, что намерен породниться с одним из соседей.
– Не пройдёт и двух вёсен. Тогда бегай за феями, сколько вздумается – если муж разрешит.
– Разрешит! – Файри показала язык. – Он мне всё разрешит! Он замечательный. И не только за феями. Мы убежим в Дикий лес!
Отец уставился на неё двумя огромными плоскими глазами, лишёнными век:
– Дитя, зачем тебе убегать в Дикий лес?
Горло сжалось в диком спазме. Это был голос её отца! Ткань воспоминаний порвалась, и в прореху хлынуло ужасное настоящее. Уродец напоминал карлика, но выше плеч… Голову, словно тесто скалкой, раскатали в тонкий буро-коричневый блин и выгнули, так, что верхняя часть с глазами-плошками и маленьким ртом смотрела в упор на неё.
ebooksa