Она помнила, что он выглядел удивленным, даже подозрительным.
– Не похоже, чтобы ты голодала.
– Сейчас нет. Я наконец решила, что больше не хочу быть жертвой. Дошла до точки, когда устала бояться.
Тогда Ройс протянул руку и впервые без повода прикоснулся к ней. Накрыл ее ладонь своей и мягко пожал. Злоба, которую она заметила на его лице, сменилась сочувствием – не жалостью, а пониманием, разделенным опытом. Она едва не заплакала.
До этого момента она всегда была верной дочерью, презираемой калианской иммигранткой, шлюхой. Даже девушки, знавшие большую часть ее истории, считали Гвен героиней или оппортунисткой, в зависимости от настроения. В глазах Ройса она увидела отраженную боль попыток выжить. Они были одинаковыми, два кусочка дерева из разных миров, чьи волокна образовывали один узор, и тогда она поняла, что начинает влюбляться.
Это была их самая откровенная беседа друг о друге. Гвен надеялась, что Ройс расскажет о себе, но он не стал. На основании их с Адрианом замечаний она предположила, что они разбойники, вероятно, грабители, – но кем была она, судимая всеми, чтобы судить самой?
Она не сказала ему про свой дар видеть будущее на ладони и про то, что его спасение было предсказано много лет назад. Прикосновение его руки и это нежное пожатие сделали такие вещи обыденными – частью прошлого, которое она предпочла забыть. Наконец он был с ней, и не имело значения, кто он и что сделал.
Снаружи шел снег, а внутри поправлялись Ройс и Адриан. Набравшись сил, они начали спускаться вниз, чтобы посидеть с остальными у огня. Они пели песни и рассказывали истории – по крайней мере, Адриан. Ройс обычно молчаливо сидел рядом с Гвен – всегда рядом с Гвен. И она не могла не замечать взглядов, которые он бросал на Диксона.
Диксон, сильный возчик, питавший слабость к Гвен, в прямом смысле был мужчиной в Доме. Она наняла его для тяжелой работы, когда строила Медфордский дом. Потом Диксон остался, превратившись в неофициального хранителя девушек.
– Послушай, – сказал ей Ройс и помедлил. Он часто так делал, словно каждая фраза рождала спор в его голове. Они с Адрианом провели в Доме два месяца, и сейчас Ройс и Гвен были в спальне. Снаружи снова шел снег: приближался Зимний праздник. – Я… э-э… – Он снова умолк. – Ты не должна была нам помогать. Действительно не должна. Это лишено смысла. Опасно и ничего тебе не дает. Ты потратила деньги на врача и еще больше на еду, не говоря уже о том времени, что ты… ты… ну, ты сама знаешь, о чем я. И поэтому… – Он со вздохом покачал головой. – Для меня это сложно, но… Я хочу тебя поблагодарить, хорошо?
Гвен ждала. Она думала, что Ройс может ее поцеловать. Надеялась, что поцелует – обхватит ее руками, скажет, что любит и останется с ней навсегда, – но он этого не сделал. Он заявил, что на рассвете они с Адрианом уйдут.
Гвен показалось, что Ройс забрал с собой ее сердце тем холодным утром, когда пустился в путь вместе с Адрианом. Она крепко стискивала зубы, боясь сказать лишнее или, хуже того, заплакать. Пророчество ничего ей не обещало. Мечты, что он окажется ее судьбой, что они будут жить вместе долго и счастливо, придумала сама Гвен, но все равно она надеялась – и продолжала надеяться, глядя, как они уезжают, оставляя две цепочки следов на свежем снегу.
Она молилась о его возвращении.
«Но почему сейчас? Почему сейчас, когда я даже не могу с ним встретиться?» Гвен не желала, чтобы Ройс видел ее избитой. Может, это не имело значения. Может, ему было наплевать, но если нет, он захочет узнать, кто это сделал, и, как дурак, захочет отомстить. Мужчины вечно жаждали мести. Ройса убьют потому, что он попытается встать на ее защиту, а она не могла этого допустить. Пусть лучше думает, что ей нет до него дела. Пусть лучше никогда не узнает правду. Пусть лучше держится от нее подальше – иначе разделит судьбу Диксона, если не хуже.
«Почему сейчас? И где Роза?»
Гвен услышала, как хлопнула парадная дверь, и ее сердце встрепенулось. Снизу долетали громкие голоса, но она не могла разобрать, о чем речь. Гвен поднялась на ноги, пошатнулась, схватилась сначала за кроватный столбик, а потом за стену и захромала к двери. Удерживать вертикальное положение при помощи одной руки было непросто; видеть – еще сложнее. Оба ее глаза распухли, правый полностью заплыл, а слезы только усугубили ситуацию.
Выйдя в коридор, она смогла различить слова.
– …мы не знаем. Вот все, что он сказал. – Голос Уильяма-плотника.
– Что с Розой? – спросила Мэй.
– Думал, она вернулась. – Пауза, потом Уильям продолжил: – Верховный констебль выгнал всех шерифов на ее поиски. Даже нанял кучу новых помощников.