И мы отправились спать.
Смехотворное завершение самой волнительной ночи в моей жизни, но я устал, Хесус устал, Янеско устал. Шлехт умолк навсегда, и Заяц больше не будет палить из своего пистолетика. Больше делать было ровно нечего.
Думаю, мы все спали долго, очень долго – я-то уж, во всяком случае, точно.
На исходе следующего утра я доложил полковнику Делатур о событиях минувшей ночи, потом присоединился к другим офицерам за завтраком. Рядовые уже поели, и мы дали им увольнительную на день – работы для них и правда не было, и вскоре на палубе уже весело гремели кости.
После пятой чашки кофе мой мозг наконец заработал, и я спросил полковника Делатур:
– Мэм, насколько холодно снаружи? В смысле, абсолютный ноль в Пузыре – еще более абсолютный, чем наш?
Она сказала, что нет. Некоторые моменты одинаковы в нашей вселенной и в этой – третий закон Ньютона, например, столь презираемый генералом. Или вот абсолютный ноль по шкале Кельвина.
– Только, – добавила она, – достичь его в Пузыре проще, потому что здесь нет субатомных частиц, упорно продолжающих гармонические колебания, как бы ни было холодно. Обшивка корпуса существенно теплее, градусов двадцать по Кельвину. А что?
– С вашего позволения. Мне очень нужно увидеть, что осталось от Зайца.
Зачем? Я и сам толком не знал. Я сомневался, что труп скажет мне хоть что-нибудь. Лабораторные исследования, очевидно, невозможны. И все же… Мне просто нужно было посмотреть. Ты же знаешь, любопытство сгубило кошку, а в данном случае едва не убило лейтенанта. Полковник Делатур смотрела на меня не то озадаченно, не то даже сочувственно.
– Ваша смерть его не вернет, сами знаете, – сказала она тихо. – Вы его не убивали. Он мог сдаться.
– Я не собираюсь умирать, – заверил я ее. – Рискнуть – да.
Она кивнула мне и даже чуть улыбнулась. Возможно, ей нравились рисковые.
– Поскольку «Жуков» – это единственное обладающее гравитацией тело в обозримых окрестностях, он, видимо, полетит за нами, – задумчиво сказала она. – Может, будет вращаться вокруг нас, как маленькая мертвая луна.
Моралесу стало не по себе, когда я передал ему этот диалог.
– Это так охрененно странно! – проворчал он.
Тем не менее он храбро вызвался сделать первый выход в космос в Пузыре. Разумеется, я сказал «нет». Это – мое шоу и мое приключение. Я знал, что, если обогреватель в моем скафандре замерзнет, я превращусь в очередной кусок мусора, вращающийся вокруг «Жукова», но был слишком молод, чтобы поверить, что такое и впрямь может со мной случиться. Знаешь, героизм – это очень часто обыкновенная дурость.
Так вот, пару часов спустя меня засунули в агрегат, назвать который скафандром язык не поворачивается. Вообще-то это был стальной бочонок, в котором я сидел, скрестив ноги, и смотрел на мир через полуцилиндрический экран монитора, управляя конечностями – можно было выпустить до четырех рук и четырех ног – посредством джойстика, установленного на миниатюрном подобии клавиатуры органа. Я провел не то три, не то четыре дня, практикуясь с этой штуковиной на Полярном Круге, стукаясь об стенки и обшивку лучевой пушки и безуспешно пытаясь маневрировать.
Потом настало время выхода.
Меня выпихнули в люк – и, надо сказать, в тот момент я был не то что испуган – я был охвачен ужасом. Однажды, в детстве, когда мы всей семьей отправились на каникулы на южный край Великой Американской пустыни, мы спускались в огромную пещеру. Это было популярное у туристов место, причем на протяжении нескольких столетий, отлично освещенное, с дурацкими названиями вроде «Замок Аладдина» или «Моря Европы» и так далее. И когда мы оказались действительно глубоко, гид выключил свет. Это была моя первая встреча с абсолютной темнотой, у меня пересохло в горле, ладони вспотели, и я подумал, что вот так, наверное, выглядит смерть.
ebooksa