— Не совсем запросто и не все отказались. Но сами подумайте — как отреагирует крестьянин, вынужденный отдать ребенка черту, если придет царь и убьет черта? Да еще и скажет, что так теперь будет со всеми, кому нужны жертвы?
— Порадуется… — побурчала Марья, — и потом, если что, сам первый черта на костер поволочет. — А если не убивать? Если, ну например, ковер-самолет? Замечательная же штука!
— С него камень на голову скинуть можно, — возразил Иван.
— С забора тоже можно!
— Не ссорьтесь, вы оба правы, — прервал их перепалку призрак. — Поначалу Мстислав запретил всю магию — помня об утонувшей в болотах родине. И, чтобы пресечь человеческие жертвоприношения в Тридевятом царстве. Потомки чудищ, ведьм, оборотней и другой нечисти стали жить, как обычные люди. Почти во всех дворянских фамилиях был не совсем обычный предок — но о нем помалкивали. А если вспоминали о колдовстве, приходили Охранители… Зато в Заозерье магию продолжили развивать, и вместо кровавых ужасов она стала способом изготовления массы полезных вещей. Тогда, через почти четыре века после Мстислава, император Александр, позже названный Великим, издал закон о разрешении магии… Но это другой разговор.
— Я помню! — воскликнул Иван, — ты ведь тогда был живой, да? И сам все видел? И как прабабушка Елизавета, твоя дочь…
— Точно! — перебила его сестра. — Она же тогда как раз… Ой. Тебе, наверное, грустно вспоминать?
— Ничего, — улыбнулся призрак. — Но на сегодня сказок хватит. Сила живой воды почти закончилась, а историю про юность Елизаветы Луниной, или, как мы все ее называли, Элизы, я вам расскажу, когда подрастете. Пока рано.
— Ну во-о-от, — вздохнули близнецы. — Как уроки делать — так мы выросли. А как про родных предков — так маленькие?
— Через пару минут вас позовут ужинать, — отрезал призрак. — И мне пора на покой. Так что — живо мыть руки бегом в столовую.
— Ладно, — кивнула Марья, — мы потом вернемся.
— Ага, — поддержал ее Иван, — спасибо, предок!
— Пожалуйста… — прошелестел призрак.
На верхней полке пятого стеллажа во втором ряду стояла тонкая книга в черной обложке. Привидение прекрасно помнило строки из нее: «Не стоит считать призраков шансом на бессмертие. Мертвые не испытывают эмоций, не способны на привязанность, не имеют собственных мотивов. Они — информация, воплощение летописи, не ограниченное личной памятью умершего человека».
Дух, считавший себя Павлом Луниным, не возражал против такой трактовки.
Но почему-то каждый раз, когда в замок приезжали шумные близнецы, в бестелесной оболочке призрака как будто зажигался огонек свечи. Он чувствовал и берег это крошечное тепло, которое, казалось, делало его чуточку плотнее. А при словах о начале царствования Александра у призрака дергалась рука и ныло в груди, там, где при жизни было сердце.
Павел Лунин усмехнулся (да-да, и эмоций у них нет!) и вернулся в свой портрет.
Было очевидно, что близнецы не отстанут, историю придется рассказать — призрак не может нарушить прямой приказ потомка, подкрепленный живой водой. Дети об этом пока не знают, но скоро разберутся. Пострелята…
Значит, нужно заранее продумать, о чем говорить десятилетним непоседам, а о чем лучше пока помолчать.
Пора вспоминать во всех подробностях. «Не ограничиваясь личной памятью».