– А по-моему, ты просто не умеешь ждать, – покачал головой Яков. – Терпения тебе, Орест Олегович, не хватает. Госпожа Ринхольф здесь ни при чем, я за нее ручаюсь. И вообще, расследование только началось, какого лешего ты вмешиваешься? Впрочем, смотри, Орест Олегович, дело твое: хочешь стрелять, стреляй сразу. Мы умрем, а ты пойдешь на каторгу. Хочешь так закончить жизнь и карьеру, не смею мешать! Но если хочешь сотрудничать, то для начала отзови своих псов, дай нам с госпожой Ринхольф одеться как нормальным людям и позволь пригласить тебя, как столоначальник столоначальника, на ужин с пельменями под водку. Пельмени у меня первый класс – с олениной, и хреновуха в подполе припасена. Отужинаем, обсудим дела, решим, как жить дальше. Слово за тобой.
Куприянов помолчал для приличия, но в конце концов кивнул. Он ведь наверняка и задумывал весь этот низкопробный бурлеск как способ подключиться к расследованию. Неумный ход, вернее, недостаточно продуманный, но таков уж себерский политический сыск: настоящих волкодавов немного, а ищеек с умом и нюхом и вовсе нет.
– Ладно, – словно бы от сердца отрывая, согласился Куприянов, – поверю тебе на слово. Идите уж одевайтесь! – И он махнул своим людям, командуя отход.
– Он плохой человек, – сказала Альв, когда они поднялись на второй этаж.
– Знаю, – кивнул Яков. – Но он еще и опасный человек. Поэтому действовать против него надо осторожно: с умом и без лишних движений. Тебя, Альв, я прошу об одном: доверься мне, я тебя не подведу! Если доверишься, дай мне один день, и я все закончу. Только не наделай глупостей!
– Что мне делать? – Вопрос чисто деловой. В голосе ни обиды, ни волнения. И сомнения в Якове тоже вроде бы нет. Кремень, а не женщина!
– Иди оденься, – облегченно кивнул Яков, – и спускайся вниз. В разговоре ты участия не принимаешь. Молчи, кушай, пей вино и постарайся не волноваться, что бы ни говорил он и что бы ни сказал я. Мы договорились?
– Будь по-твоему, – согласилась Альв и пошла в свою спальню.
Альв зашла в комнату, скинула халат и начала одеваться. Больше всего проблем создавал бюстгальтер. Эта штука чем-то напоминает корсет, но функция у нее несколько иная. Бюстгальтер поддерживает грудь, которую Альв совсем не требовалось поддерживать, но не помогает создавать видимость талии, особенно тогда, когда ее нет. Главное, однако, в том, что он застегивается на спине, и застежка у него не такая уж простая. С другой стороны, хорошо, что это всего лишь застежка, а не шнуровка. Вот со шнуровкой Альв в одиночку никогда не справилась бы.
Пока одевалась, думала о том, что произошло в мыльне, и о том, что случилось потом. В мыльне, по внутреннему ощущению, все произошло правильно. Ни стыдиться случившегося, ни тем более сожалеть об этом Альв и в голову не пришло. Если бы не гнусная выходка «дознатчика», так все и вообще было бы замечательно. Этот Куприянов – нехороший человек. Хитрый и опасный. Он пришел не убивать, это очевидно, хотя при других обстоятельствах мог бы и убить. Хотел спровоцировать. Вопрос: кого – ее или Якова? Если ее – пустые хлопоты: ведь она действительно ничего не знает, потому что не помнит. Или почти не помнит, поскольку кое-что из того, о чем хотел бы узнать Куприянов, ей все-таки известно. Но она ему не скажет. Быть может, сказала бы Якову, и, возможно, еще расскажет, но не сейчас. И провоцировать ее бесполезно. Яков прав – ее трудно удивить, сложно испугать и затруднительно вывести из себя. Яков вроде бы тоже не поддался. То есть внешне словно и дал слабину, однако Альв чувствовала: Яков ее не предаст, что бы он ни наобещал Куприянову. И еще. Яков – мужчина себе на уме: думает об одном, говорит другое, а как поступит в итоге, не знает, похоже, и он сам.
«Но он… хороший!» – С этой незатейливой мыслью Альв вышла из комнаты и, пройдя по коридору, спустилась в гостиную.
Оперативников здесь уже не было, а Куприянов с Яковом хозяйничали на кухне и что-то обсуждали вполголоса. Никакого внешнего напряжения. Просто идиллия какая-то. Но за внешним спокойствием бурлили нешуточные страсти. Альв их прекрасно чувствовала и даже предполагала, что знает, о чем идет речь. Впрочем, стоило ей подойти ближе, как разговор иссяк сам собой. Точкой в нем прозвучала реплика Якова:
– Значит, мы сможем завтра съездить в город?
Ответ Куприянова был под стать вопросу:
– У тебя, Яков Ильич, завтра присутственный день, разве нет?
Пельмени ей не понравились. Водку, настоянную на хрене, она не только не смогла пить, ее от одного запаха этой хреновухи едва не вывернуло. А с красным вином, как ей показалось, пельмени не сочетаются. К тому же – что не странно – разговор за столом не клеился, и воцарившаяся напряженная атмосфера вгоняла Альв в уныние. Правда, ночь она провела в объятиях Якова, что было замечательно, однако не идеально. Яков устал и хотел спать, а она не хотела ему мешать, понимая, что и ее идеальному мужчине нужен отдых. Перпетуум-мобиле[10] если и существует, то не в чреслах даже самых лучших из мужчин. В результате он уснул, а она лежала без сна и думала о том, что же она такое. Откуда эта ее ненасытность, и почему хладнокровная до бесчувствия в одном, она отнюдь не равнодушна, когда дело касается ее отношений с Яковом? Разумеется, было бы куда проще разобраться во всех этих странностях души и тела, если бы Альв помнила свое прошлое и знала, кем является на самом деле. Тогда бы ей не приходилось мучительно искать ответы на вопросы, которые, наверное, не следовало и задавать. С этой мыслью она, в конце концов, и уснула.
Утром отправились в город. Альв с Яковом ехали в локомобиле одни, но впереди и сзади их сопровождал кортеж «охранителей». Яков был спокоен, управлял своей сложной машиной, разговаривал с Альв – большей частью ни о чем – и явно был занят какими-то своими непростыми мыслями. Что-то обдумывал, что-то для себя решал. Так «прочла» его чувства Альв, которая за считаные дни – так ей, во всяком случае, казалось – узнала Якова больше, чем смогла бы узнать другого человека за многие годы. О любви не говорили, и это казалось Альв правильным, хотя и необычным. Случившееся в мыльне не обсуждали. Неприятной истории с Куприяновым и словом не касались. И все-таки, когда уже въехали в город – а он по-прежнему казался Альв не похожим на город, – Яков попросил ее не обращать внимания на назойливое сопровождение, которое теперь не отстанет от нее в течение всего дня.
Однако ее присутствие соглядатаев, которые и не думали прятаться, просто-таки раздражало. Тем не менее она крепилась, стараясь соответствовать ожиданиям Якова, и, несмотря на тревогу и неуверенность, которые, впрочем, никому так и не показала, позволила ему оставить себя на попечение Труты Норн. Сестра Якова в понедельник оказалась свободна от обязанностей в Академии, где она преподавала «новую и новейшую историю» – чем бы это ни было, – и, приняв на себя попечение над гостьей, развлекала Альв как могла: устроила ей поход по лавкам и галереям, свозила на набережную и показала летающие корабли, которые произвели на Альв неожиданно сильное впечатление. Некоторые из кораблей были попросту огромны, и тем не менее они легко парили высоко в небе. Это было похоже на колдовство, которым, по сути, и являлось, поскольку нарушало все известные Альв законы природы. Однако факт этот нисколько ее не раздражал, а скорее воодушевлял. Настроение неожиданно поднялось, и мир снова засверкал множеством чудесных красок.
А вскоре подошло время обеда и, съев в трактире большую порцию невероятно вкусного рыбного супа, блюдо из запеченного в тесте угря и множество других незнакомых ей прежде яств и лакомств, Альв полностью оправилась от изматывавшей ее все утро серой хандры и вернула себе не только великолепное расположение духа, но и ставшее уже привычным холодноватое спокойствие уверенного в себе человека. Такой она и вернулась к Якову.
ebooksa