Вот просто взяла и поняла вдруг, увидев другую – иную – сущность этой красивой женщины. Увидела и вспомнила, что нимфы ей, Альв Ринхольф, не соперницы. И ведь правильно угадала, вон какого страха навела! Чуть зубами не стучит!
«Кто же ты такая, Альв Ринхольф? – в который уже раз спросила она саму себя, усаживаясь за стол. – И почему ты внушаешь другим такой ужас?»
И в этот момент Альв поняла, что ошибается. Она может получить ответ. Все дело в том, как сформулировать вопрос и кому его задать.
«Как же я могла забыть? Я ведь уже дважды проделывала этот трюк!»
Так и есть. В первый раз – в лекарском доме, который в Себерии называли больницей, и во второй – когда познакомилась с сестрой Йепа. Однако она вспомнила и другое:
Сама Альв не испытывала по этому поводу ни сомнений, ни сожаления. Странно, но в отношении людей у нее, по-видимому, вообще не было никаких моральных запретов. Виверна хищница, и для нее кровь – это жизнь. Ее душа – если, конечно, у дракона есть душа – неразделима с меняющей облик плотью, сутью женщины-виверны, ее способностями и ее потребностями.
«Это не каннибализм, – вспомнила Альв голос неизвестной ей женщины, учившей ее когда-то где-то основам выживания, – ведь мы не люди, и уж точно это не злодейство и не варварство. Люди убьют тебя при первой возможности только за то, что ты способна оборачиваться. Пей хоть одно лишь молоко и мед, это ничего не изменит. В их глазах ты нелюдь. Они твои враги, Альв, но ты им не враг. Это главное. Ты не должна искать их смерти только потому, что они не такие, как ты. Есть правила и у нас. Их немного, но они есть. Мы не убиваем ради удовольствия и не оборачиваемся без причины. И еще одно: всегда выбирай худших, на это хватит ума и у виверны! Мы не волки, чтобы есть слабых, мы можем себе позволить охотиться на сильных!»
Похоже, все так и обстоит, а уж в таком большом городе, как Гамбург, Альв легко найдет, кому разорвать сонную артерию, не угрызаясь при этом совестью: воры и бандиты, ночные тати и сутенеры, те, кого все равно когда-нибудь вздернут за их грехи. Однако она теперь не одна, а Йеп смотрит на такие вещи иначе. Он лишь догадывается о том, что тогда произошло с двумя шпионами, следившими за ней. Догадывается, но ни разу об этом не спросил, и это о многом говорит. Он не хочет знать наверняка, потому что для него это в любом случае убийство, и ему будет непросто договориться со своей совестью. Конечно, ради Альв он и сам убьет кого угодно, но одно дело защищать любимую женщину и совсем другое – убить, чтобы съесть. Тут проходит граница, которую в Себерии, как поняла это Альв, называют моралью. Йеп любит ее – это беспорно, – и он знает, что она собой представляет, но именно поэтому ставить его в ситуацию выбора, когда на кону любовь и категорические императивы человеческой нравственности, было бы бесчестным и недостойным ее собственной любви.
«Что ж, нет так нет, – улыбнулась она мысленно, отпуская острое желание узнать все и сразу. – Так даже интереснее. В конце концов, все это само как-нибудь узнается. Так или иначе. Не сейчас, так когда-нибудь потом. Не здесь, так где-нибудь еще. Когда-нибудь, где-нибудь, как-нибудь…»
– Скажи, Унн, – обратилась она к хозяйке стола, когда подали третью перемену, – нереиды предпочитают жить на побережье или вы можете жить где угодно?
– Мы не нереиды, – Унн держалась с видимым достоинством, но при этом демонстрировала граничащее с самоуничижением смирение перед Альв, – мы кеаск[48]… Но вы правы, госпожа, мы живем только на побережье. Чтобы жить в полную силу, нам нужно чувствовать океан.
«Чертова кукла!»
– Вот как! – поддержала она разговор, принюхиваясь, между делом, к петуху в меду. – Ты знакома с кем-нибудь из никс?[49]
Откуда взялось это слово? Снова, как и прежде, ниоткуда. Альв лишь подумала о том, кто бы мог рассказать прибрежной деве-волне о женщине-виверне из далекой, как луна, горной Штирии. Ведь они, разумеется, незнакомы, иначе бы разговор с самого начала принял иной оборот. Значит, знание пришло к Унн извне, и это явно непубличная информация. Кальв о леди Ринхольф ничего не знает, даже имени такого не слышал. А вот Унн знает и настолько подавлена этим знанием, что готова терпеть даже унижение. Альв демонстративно обращается к ней на «ты», но Унн, отвечая, продолжает говорить «вы». И тогда возникает вопрос: о ком думает Унн, когда смотрит на Альв: о виверне или о ком-то еще? Например, о женщине-некроманте, вернувшей в мир давным-давно убитого врагами Арбота Ицштеда. Об этом, собственно, Альв и задумалась, попутно задаваясь еще одним вопросом: кто мог рассказать морской нимфе об Альв, живущей в глубине континента? Возможно, другая нимфа, но уже не морская, а озерная или речная?
– Мне рассказала о вас леди Лорелея, госпожа Ринхольф, – чуть поклонилась Унн, как видно догадавшаяся, о чем именно спрашивает ее Альв.
«Лорелея? Лорелея… Рейн…»
Сейчас Альв вспомнила это место. Перед впадением Рейна в Боденское озеро река становится шире, и там, едва ли не на середине фарватера, находится остров Верд. Христианский монастырь на западном берегу и, отделенный от него лесом, замок Штайн-ам-Райн – на северном берегу острова. У хозяйки замка нет земель и ренты, но у нее всегда есть золото.
«Золото Рейна… Лорелея…»
Никс Лорелея была высокой и тонкой. Узкие бедра, маленькая грудь, золотистые волосы, глаза цвета янтаря… И Альв определенно была с ней знакома.
– Да, – кивнула она, – я ее помню. Бывала у нее в замке на острове Верд. Ты давно ее видела?
ebooksa