— Ну, ты-то его тут не увидишь. Зато сможешь сообщить нам с Земли, произойдёт ли всё так, как ты только что описал,— улыбнулся Усяго.
Тендер покачал головой:
— Нет. Я только что сдал билет.
— Ты?!
— Я получил ответ; не такой, какого ожидал.
— От неё?
— От кого же ещё? Так что на Земле мне делать нечего. А на этой планете, при всех её недостатках, хотя бы понимают, что такое любовь. Пусть и в Нижних пещерах. Но это уже всего лишь детали.
Индрек Харгла
Перевод Николая Речкина
Сёстры
Мерседес Оберхайм нажала на кнопку, и подъёмник беззвучно взлетел по шлюзу хабитата на марсианскую поверхность. Даже на таком расстоянии от Земли пожилая дама не в силах была отказаться от давным-давно приобретённых привычек.
Она отправилась на свою ежедневную прогулку.
Она обожала гулять уже в далёкой и радостной молодости, и немудрено — ведь на землях Оберхаймов в достатке имелись и воздух, и деревья. Отец Мерседес, купив в Южной Америке дождевые леса, перенёс их вместе с почвой в Массачусетс, позже то же самое проделал её муж. И Линкольн, её сын, пытался продолжить родовую традицию Оберхаймов обзаводиться кусочком живой природы, однако загрязнение окружающей среды заставило его искать более практичное решение. Оберхаймы приобрели земли в Боливии и Танзании. Позднее Линкольн вынужден был и вовсе перенести семейное дело в Боливию, поскольку в Массачусетсе стало невозможно дышать без термомаски. Только вот Мерседес тамошний климат пришёлся не по нраву. Тогда сын купил ей два острова в Тувалу, на которых можно было помереть со скуки.
А о смерти пятидесятилетняя Мерседес, естественно, и не помышляла. Долгие часы она проводила в личной клинике, где её оперировали по меньшей мере раз в год. В Тувалу раздобыть органы для пересадки было сравнительно легко, и по мере того как соседние острова заселялись знакомыми Мерседес, клиники Азии отвечали на спрос всё лучшими предложениями. Конечно, немного странно было знать, что твои печень и почки раньше принадлежали какой-то пятнадцатилетней индонезийской девчонке, семье которой позарез требовались деньги — для того, чтобы выжить…
Впрочем, Мерседес всё это не особенно беспокоило. И что с того, что грязные, необразованные туземцы всё ещё искренне верили в спасение через наличные? Эта их надежда была даже смешна, поскольку, даже продав сердца всех своих детей, они не выручили бы и процента от той суммы, что могла бы существенно продлить их безнадёжную жизнь.
На Тувалу Мерседес тоже не отказывалась от пеших прогулок. На океанском пляже ей построили персональную травяную тропу — ведь ей так нравилось ходить босыми ногам по настоящей траве. Песок она не выносила, он её подавлял.
Здесь, на Марсе, Мерседес продолжала прогулки с прежним упорством. По крайней мере, она называла путешествия на подъёмнике из хабитата на поверхность пешими прогулками. И гуляла она точно так же, как во владениях Оберхаймов в Массачусетсе, Боливии, Танзании или Тувалу — двигаясь медленно, обозревая окрестности, сосредоточась на своих мыслях, погрузившись в себя, размышляя о своей семье и обо всём мире.
Ни дня своей жизни ей не пришлось потратить на работу. Верно, именно эта свобода и подарила ей рассудительный ум, пытливый взгляд, много времени на книги и на внутреннюю жизнь. Мерседес нравилось находить в окружающем мире логику, и, раз забыв выученные в школе премудрости, она обосновывала эту логику жизненным опытом и женским чутьём. В конце концов, Вселенную тоже создал Бог, у которого, по всей вероятности, не было докторской степени по физике.
Сегодняшняя прогулка Мерседес Оберхайм началась так же, как и всегда: поначалу жидкокристаллические мониторы ничего не показывали (в шлюзе их не включали), затем подъёмник достиг марсианской поверхности, и Мерседес всмотрелась в Марс со стометровой вышки под стеклянным куполом.
Купол она ненавидела, ибо учёные в один голос твердили, что он — временный. Мерседес надеялась умереть на свежем воздухе, окружённая зеленью. И именно купол, которому давным-давно полагалось сгинуть, подумалось Мерседес, виноват в том, что её жизненный путь завершается столь трагично. Скончаться здесь, на этой строптивой, каменистой и песчаной планете, в холодеющей пустыне, сделать последний глоток воздуха — искусственного, сухого, безвкусного? Её-то заверяли, что всё будет по-другому. Хотя Мерседес должна была бы уже свыкнуться с тем, что неважно, куда привезёт её сын, всё равно ничто не изменится к лучшему, и она должна бежать…