Ну ладно, сейчас-то она на прогулке. Сидит в своём подъёмнике, смотрит и думает. Она — снаружи. Купола не видать, хоть она и знает, что он там, прямо над её головой, стесняет её и давит. Она сидит, то есть, значит, гуляет и смотрит на Марс, планету, которая, с одной стороны, оправдывает своё имя, а с другой — олицетворяет всё же нечто иное, чем злобного бога войны. Если в имени «Марс» есть хоть капля логики, Земля должна была бы зваться «Рея Сильвия»[2], хоть вскоре в этом, как ни крути, не будет никакого смысла. Да… но сейчас она сидит и гуляет.
Марсианская поверхность покрыта грубой острой щебёнкой и красно-жёлтым песком. В точности, как и двадцать лет (земных лет, напомнила себе Мерседес) назад, когда она прибыла сюда на первом корабле. Поверхность под хабитатом была пологой, она отвечала всем рекомендованным учёными параметрам, именно здесь вроде бы когда-то находился океан, отсюда, полагали учёные, наиболее благоприятно начинать переделывать, терраформировать эту планету. Сейчас на Марсе не было человека, который не разбирался бы в мелочах нанотехнологического терраформирования, не исключая и Мерседес, полагавшей себя экспертом в этом вопросе. За двадцать лет ты чему-то да научаешься, даже если первые годы проходят в экстазе, а последующие — в горьких разочарованиях. Несмотря ни на что, ты надеешься. Надеешься, что учёные ошиблись, надеешься на случайную неудачу или просчёт, потом надеешься, что нанотехнология ещё разовьётся до необходимого уровня, лишь дайте ей срок…
А позже надеешься на то, что твои собственные жизненные наблюдения, твоё непонимание происходящего — ложны.
А ведь сначала всё было так просто! Не было ресурсов (кроме чистого воздуха и природы, разумеется), которыми не обладали бы «Оберхайм Корпорейшн», «Технологии Мидзигура-Уильямс» и «МакДауэлл и Горкин», не было такой нанотехнологической машинерии, которую правящие миром суперфирмы не могли бы изготовить. И вот когда Антарктика растаяла и сравнялась размером с Мадагаскаром, когда океанские волны погребли Мексику и Ближний Восток под массой погибших рыб и морских животных, когда среднезападные равнины превратились в безжизненные пустыни, когда Европы не осталось более средств для переработки нанотехнического мусора, когда стало понятно, что Земля обречена на гибель, и на ней можно в лучшем случае прибирать, но не жить,— как раз в это время космонавты Оберхаймов принесли радостные известия. В коре и на полюсах Марса безумно много диоксида углерода, воды, и, главное, азота. Нанотехнология может обратить замёрзшую пыль в почву, вырастить в ней бактерии, полюса можно растопить… Нужно лишь принять твёрдое решение. Три корпорации это решение приняли. Угасающая Земля сделалась складом, с которого их корабли привозили имевшееся в наличии сырьё. Мерседес смутно помнила, как десяток лет назад на Земле вспыхнула война… ей было всё равно, кто кого атаковал,— ведь марсианский триумвират пока что продолжал существовать. Нанотехнология должна была сделать из человека бога Марса.
Но кто смог бы стать богом бога войны?
Мерседес оглядела безрадостные ландшафты внизу. На песчаном полотне до горизонта тут и там можно было угадать коричнево-серые ростки деревьев и горелую траву — воспоминания о первом порыве энтузиазма, которым человек благословил марсианскую поверхность. Где-то здесь, прямо под Мерседес, примерно на километровой глубине скрыта паутина каналов, в которых располагались комбинаты нанотехбиосинтеза, призванные оплодотворить такую зовущую и такую строптивую, предательскую почву и создать здесь жизнь, воздух и воду.
Ха! Пустые надежды!
Мерседес посмотрела наверх. Покрывающий хабитат Оберхаймов стеклокупол на экране был не виден, ни единый обманный блеск не выдавал то обстоятельство, что ты смотришь на звёздное небо изнутри искусственного прозрачного шара. Ясно как Божий день, что это серое враждебное небо будет вечно наводить порчу на открывающийся с поверхности Марса вид. Никто и никогда не сможет проплыть по волнистым облачным кручам Марса, несущим влагу буйным субтропическим леса. Никто и никогда!
Экран слева от Мерседес внезапно включился, и на нём появилось лицо врача Барца, умеющего излучать притворную радость. Впрочем, на Марсе доктор и не пытался казаться счастливым.
— Госпожа Оберхайм, мой пациент хочет с вами пообщаться.
— Федди? Конечно, конечно… Как у неё идут дела?
Доктор Барц пожал плечами.
— Федди… она полна сил. Сегодня она чувствует себя очень хорошо.
— А больше вы мне ничего не хотите сказать, доктор?
— Мы надеемся, что… Просто её нервные клетки не выдерживают. Сами понимаете — сто пять лет. Я ведь не бог, госпожа Оберхайм…
— Да уж, вы, ясное дело, не бог. Соедините нас.
Мерседес повернула стул так, чтобы перед ней оставался экран с видом на хабитат «МакДауэлл — Горкин», располагавшийся по ту сторону Тирренского моря. На боковых экранах она по-прежнему могла видеть скорбные марсианские равнины.
На экране появилось лицо Федоры МакДауэлл — такое старое, несмотря на нанотерапию и косметику. Господи, подумала Мерседес с испугом, она же дряхлеет с каждым днём!
— Мерси, ты видишь меня? — прошептала её подруга с той стороны Тиррении.
— Хей, привет, Федди. Ты сегодня так хорошо выглядишь!
ebooksa