– Нет! Нет, мы останемся здесь. Расскажи мне о Ртути.
– Что рассказывать? – вздохнула она. – Он убил нескольких людей. Поэтому я убила его.
Он вспомнил слова нападавшего:
– Элеанор, что если ты ошибаешься? – спросил он. – Что если Кинкейд не был Ртутью? Тогда ты убила невинного человека.
– Он признался.
– И ты ему поверила?
– Зачем ему мне лгать? – Она замялась, а затем продолжила:
– Вот почему я вернулась к нему, в переулок Энджелкрофт. Чтобы поговорить начистоту, чтобы убедиться, что это правда. Ну… он сказал мне, что это так. Он утверждал это. И потом приехали вы.
– Я слышал, как ты говорила: «Это моя вина. Во всем виновата я». Ты говорила это, когда смотрела на тело своего отца.
– Ну, да. Если честно, в то время я не была уверена. Но теперь знаю.
– Думаешь, что имеешь право убивать человека, вершить суд по собственному желанию?
– Нет.
– Но ты говоришь…
– О, ради Бога! Никто другой не мог этого сделать. Никто! Кинкейда никогда бы не поймали. Он бы просто раз за разом возвращался в Сумрачный район.
– Я не видел, как это произошло. Вот в чем загвоздка в твоей стройной истории. Я не видел, как ты убила его.
– Что ж, это меня пугает.
– Почему?
– Не думаю, что вы поймете, такой человек, как вы…
Найквист посмотрел на нее. Усталость давила ему на плечи. Еще разок приложившись к бутылке, он сел на стул, закрыл лицо большими, покрытыми шрамами руками и довольно долго оставался в таком положении. Никто не говорил ни слова. За окном проносился поезд, отбрасывая мерцающие черно-белые блики на сгорбившуюся фигуру и создавая оглушительный шум. И вдруг наступила тишина, и в комнате снова появились тени, удерживающие Найквиста внутри себя, как решетки клетки.
– Вам страшно, я вижу, – тихо сказала Элеанор.