«Я должен убить свою дочь…»
Что-то его смущало, что-то было не так. Зачем отцу это делать? Что может быть сильнее связи между родителем и ребенком? Неужели Найквист каким-то образом унаследовал необходимость ее убить? Он почувствовал, как нарастает гнев из-за того, что его втянули в эту жалкую ситуацию против его желания. Он больше не мог этого терпеть и, дрожа от собственной беспомощности, от предопределенной участи, разорвал листок на две части и еще на две и рвал до тех пор, пока на пол не упали последние клочки. Он оказался в ловушке этого крошечного пространства с предполагаемой жертвой и к тому же запертым во времени, приходя к одному выводу.
Элеанор издавала какой-то шум. Он посмотрел на нее.
Она тихо всхлипывала.
– Посмотрите на меня, – сказала она с нарастающей в голосе тоской. – Посмотрите на меня! Посмотрите, кто я. Посмотрите внимательно. Посмотрите!
Найквист не мог этого сделать, он больше не мог смотреть Элеанор Бэйл в лицо. Он испугался. Он был разорван на две части, каждая из которых тянула его в свою сторону. Он встал с кровати, озираясь в панике. В голове крутилось:
– Найквист…
Казалось, крошечная комната дрожит от его присутствия, от внезапного приступа ярости. Даже собственная тень раздражала его.
– Найквист, вы меня пугаете.
Он повернулся к ней.
– Во имя святого Аполлона, как бы я хотел никогда не смотреть на тебя. Никогда!
Она дрожала, не сводя с него огромных, расширенных глаз.
– Верни мне мое время! – вскрикнул он в полном отчаянии. – Верни его мне!
– Клянусь, я не помню, что произошло. Я не могу.
Он подошел к ней, ведомый непреодолимым желанием.
– Найквист! Что вы делаете?
Она сжалась от страха.
Он остановился.
– Я не знаю, – прозвучало из самой глубины его существа. – Я не могу сбежать от себя.
Они смотрели друг на друга, жертва и убийца, как было предопределено.