Он оглядывается. Он снова на пляже, за пределами «Салима». Он смотрит вниз, растерянный. Оглядывает свое колено и видит, что оно целое — а разве он не зацепился правой ногой за зазубрины на корпусе? И его ботинки не покрыты черной грязью, через которую он брел, приближаясь к тюремной камере.
Он вспоминает ее. Мальвину Гогач, которая следила за ним с верхней палубы.
Он чешет затылок.
— Что происходит?
Он возвращается к корпусу «Салима». У него нет желания взбираться туда снова. Вместо этого он сует голову в одну из щелей и орет:
— Мальвина Гогач!
Молчание. Ничего, кроме ветра.
Он пытается снова:
— Мальвина Гогач! Ты там? Ты меня слышишь?
И снова тишина.
Он делает еще один вдох и кричит:
— Ты спасла мне жизнь на скотобойне! Ты обещала, что расскажешь больше, если мы встретимся снова!
Молчание. По крайней мере ненадолго.
Затем сверху раздается голос, в котором слышится смесь удивления и возмущения:
— Какого хрена ты меня запомнил?
Сигруд смотрит вверх. Он едва видит ее сквозь трещину в корпусе, но она там — стоит на второй платформе над трюмом.
— Запомнил?
— Я сбросила время! — кричит она. — Ты не должен меня помнить! Все должно было начаться заново!
— Я… не знаю, что ты имеешь в виду, — говорит он. — Но почему бы тебе не спуститься, чтобы мы смогли поговорить об этом как следует?
Она отказывается спуститься к нему, предпочитая разговаривать сквозь щель в корпусе, как старушка, которая не желает открывать дверь продавцу.