Сегодня вечером раздам экипажу затычки для ушей. Стук и крики слышно даже на баке, и никто не может спать. Я и сам все слышу в те ночи, когда тварь ведет себя особенно злобно. А по ночам она, как правило, становится злее — или, по крайней мере, громче.
Мне не нравятся здешние ночи. В них есть что-то неправильное. Слишком много ночной тьмы и недостаточно лунного света, если в этом есть хоть какой-то смысл.
Капитан-лейтенант Бабурао Верма, 17-й день месяца змеи, 1717 г.
Сегодня у нас опять были гости из Галадеша. Она явилась на распроклятой яхте, словно какая-нибудь наследница промышленного магната — которой, я полагаю, она и является. Если политика могла бы считаться промышленностью, Винья Комайд стала бы ее самым прославленным отпрыском.
И снова весь экипаж оставался на палубе, пока она и ее лизоблюды допрашивали существо. Я предпочитаю, чтобы другие лизоблюды занимались допросом, поскольку они не настолько суровы, чтобы диктовать нам наши обязанности.
Я понял, что они опять били существо светом, потому что оно выло, словно самый чудовищный из шквалов. Уверен, его вой было слышно и на гребне хребта Машев. Кое-кому стало плохо, и пришлось подыскать место, где о них смогли бы позаботиться, потому что я не мог отправить их в каюты или медотсек, ведь и то и другое, конечно же, внизу. В конце концов мы просто занялись ими на мостике. Все равно на этом корабле нам больше не служить. Мы плавучая тюрьма, а не гордое судно под флагом Сайпура.
Они записали допрос, а потом заставили нас освободить мостик, пока занимались шифровкой. Это, конечно, не по протоколу. Возможно, они не хотят, чтобы хоть что-то из того, что здесь творят, открылось. Такое поведение заставило бы менее преданного моряка, чем я, задуматься, насколько происходящее официально.
Я не знаю, что именно должно возродиться, но не хочу видеть, как оно получит второе рождение.
Капитан-лейтенант Бабурао Верма, 21-й день месяца дельфина, 1717 г.
Сегодня я спустился в трюм, чтобы поглядеть на существо. Знаю, я не должен был так поступать. Это против моего приказа. Но я все равно это сделал — я хотел попросить, чтобы оно перестало плакать. Это было чересчур, это было слишком громко.
Стекло толстое, и я не увидел его в темноте, потому обратился к нему через микрофоны, которые они установили. Опять же, я знаю, что нарушил еще один приказ. Но я попросил его притихнуть. Я попросил его перестать плакать.
Оно не послушалось. Я понял из того, что оно сказало, что ему больно. Что ему слишком часто включали свет.
Я не включил свет. Я оставил камеру темной — мне сказали, что так оно предпочитает. Но оно мне не ответило.
Хотелось бы мне, чтобы оно не плакало, как ребенок. Хотелось бы мне, чтобы оно не плакало голосом юного парнишки.
Я коммандер сайпурского флота, и я горжусь своим долгом, своей службой и своей страной. Но я не подписывался стать тюремщиком. В особенности тюремщиком детей, даже если они довольно странные.
Я никогда не…
Слова опять начинают расплываться. На остальных страницах можно прочитать лишь бессвязные обрывки.
Сигруд стоит и думает. Потом швыряет журнал в сторону и выходит из каюты.
«Это устроила Винья, — думает он. — Это она натворила. До Мирграда, до Вуртьястана, до всего».
Он находит лестницу в трюм и начинает спускаться.
ebooksa