Но это завтра. А прямо сейчас, сегодня, есть, по крайней мере, чашка горячего чая.
Она ставит перед ними первый поднос и мягко говорит:
— Пейте. Вам не помешает что-нибудь теплое.
Единственные, кто не раздавлен отчаянием, это Тати и Шара. И хотя Ивонне кажется, что право на бесчисленные вопросы есть у Тати, их задает Шара — спрашивает, как дочь перенесла путешествие, как она спит, нет ли у нее сыпи, порезов или синяков и так далее, и тому подобное. Тати отвечает тоном, который одновременно кажется скучающим и знакомым, и Стройкова приободряется, увидев, что мать и дочь немыслимым образом возобновили отношения без запинки.
Впрочем, кое-что изменилось: глаза Шары, которые поначалу казались такими усталыми, упиваются каждым движением ее дочери, каждым словом, каждым жестом, каждым звуком. Она как будто пытается все записать, все уловить и поместить под замок где-то в глубине души.
— Что теперь? — спрашивает один из божественных детей.
— В каком смысле — что теперь? — огрызается Мальвина.
— Что… нам теперь делать? — спрашивает другой мальчик. — Мы сбежим? Перегруппируемся?
— Перегруппируемся? — переспрашивает Мальвина с едким смешком. — Ну, допустим, мы так и поступим… так, давайте-ка посмотрим… Божественные духи выдувания стекла, часов, очагов, тетушек — старых дев, аханастанской весны и все прочие — что, по-вашему, мы сможем сделать?
Долгое молчание.
— Я не знаю, — говорит одна из девочек. — Хоть что-то.
— «Хоть чего-то», — ворчит Мальвина, — будет недостаточно.
Ивонна приносит третий поднос с чаем, когда Тати бросает взгляд на Мальвину и шепотом спрашивает Шару:
— Это… это моя сестра? Неужели?
Шара долго думает.
— Да, — говорит она наконец. — Это так.
— И она… она…
— Божественное дитя, — говорит Шара. — Да.
— И я… я…
Шара бросает на дочь ровный взгляд.
ebooksa