— А кто свободен, Герда? Я? Я тоже зависим, вот теперь еще больше… я, быть может, давно уж душу заложил и недолго ждать осталось. Скоро потребуют долга… а ты пойдешь за проценты.
— Я не хочу…
— Никто не хочет умирать, маленькая, — он даже смахнул слезы с ее щеки. — Но иногда приходится. Веди себя прилично, не позорь семью…
— Помогите!
Шум стих.
И люди, собравшиеся в зале обернулись. Нахмурилась рыжая, вцепилась в рукав директора. А тот, закашлявшийся было, скоро взял себя в руки, расправил шейный платок и строгим голосом произнес:
— Многоуважаемая Ольгерда, извольте исполнять условия контракта!
— Какого контракта?
Директор вытащил из рукава бумагу, которую сунул под нос Ольгерде.
— Вы сами его подписали, надумавши помереть. Вот, пункт третий. Покойник обязан вести себя сообразно новому своему статусу, сиречь быть тих, смирен и не устраивать скандалов. А также присутствием своим всячески украшать мероприятие.
Глупость какая!
Не бывает подобных контрактов! А если бы и существовали, Ольгерда в жизни не подписала бы… или…
Ее рука.
И подпись какая-то…
— Кровью, милочка, — рыжая оскалилась, показывая мелкие острые зубки. — А вы как думали? Только кровью и никак иначе…
— Я не собираюсь…
— А придется, — директор толкнул ее. — Лежите же смирно и улыбайтесь!
И Ольгерду утянуло в гроб. Она хотела кричать, но не сумела раскрыть рта. И пошевелиться… тело ее больше ей не принадлежало.
…двоюродный братец наклонился и поцеловал в лоб. Прикосновение его губ обдало жаром, и даже когда он отстранился, жар остался. Он проникал в Ольгерду, пускал корни…
…и разбудил.