— На что?
— А что вы хотите? — взмах ресниц. И локон, на мизинчик накрученный. Губки пухлые. Щечки розовые… тьфу, срамотища!
— Ольгерда тут?
— Не появлялась со вчерашнего вечера, — девица изогнулась паче прежнего. — А вчера она вовсе не в себе была… явилась… скандалить начала… потом заявила, что знать нас не желает… расторжения контракта потребовала.
Она закатила очи, и вид сделался преглупым.
— Подвела всех… мне пришлось за нее выходить в роли… а это так тяжело…
Утомленной девица не выглядела, как и огорченной.
— Значится, не появлялась?
— Нет. И если не появится, то контракт и вправду расторгнут. Ей придется выплатить неустойку, — сказала она, не скрывая злорадства.
Неустойка?
Тьфу, пустяк, выплатит. Однако же иное тревожило. Не в характере Ольгерды было устраивать пустые скандалы, да еще и ангажементом кидаться… вчера она уходила спокойной, довольной даже.
— Знаете, — девица, подхвативши полупрозрачную юбку, спустилась. Она приблизилась, обдавши густым тяжелым ароматом духов. — Мне кажется, Ольгерда — это не то, что вам нужно… она, безусловно, интересная женщина, но… вокруг много интересных женщин.
Рука легла на локоть.
Ноготки царапнули ткань, и почудилась та не самой надежною защитой.
— И любая будет рада составить ваше счастье…
— Благодарствую, — Порфирий Витюльдович ручку-то убрал. — Но я уж как-нибудь сам…
— Я не хуже…
— Это только тебе так кажется, — он помахал перед носом, разгоняя душное облако аромата. А девица-то обиделась… ишь, губки поджала, а в глазах слезы появились, хотя слезы — аккурат актерство. — Ольгерда где живет?
— Не имею чести знать, — она вздернула подбородок.
— Дура…