…Тывтун.
…вор-домушник, из везучих, лишь единожды взят был, да и то по малолетству. И видать, не понравился ему сиротский дом, если стал осторожен, что лис. Трудиться трудится, об этом доносят, но вот взять его не выходит.
Задерживали раз пять, да всякий раз выпускали, мало что не извинялись.
— А у него было чувство юмора, — признал Себастьян, переходя от портрета к портрету. И тянула немедля отправиться в присутствие, проверить и тот, что висит в его, Себастьяновом, кабинете. А ну как и тут без сюрпризов не обошлось?
И ведь, шельма, не один год работал. Сколько ж их разошлось-то, по кабинетам да резиденциям? Висят, родимые, мух радуют. Глаз хозяйский если и остановится на таком в редком приливе благопочитания, все одно не заметит. А коль надоест этакое непотребство созерцать, новый портрет закажут. Но навряд ли. Новый портрет — сие трата, а и без того чиновнику порядочному есть куда тратить… и где, право слово, хоть толика уверенности, что новый портрет лучше старого будет?
То-то и оно.
— Он рисовал местный сброд. Попрошаек. Воров. Мошенников… не знаю, на всех ли картинах или только на этих, — Себастьян прошелся вдоль галереи. — Думаю, тут по клиенту… Рынька…
Он останавливался у каждой картины.
Объяснял.
Катарина слушала.
— Этого не знаю… и этого…
Она отставила картины в сторону. Подобных набралось с полдюжины. Два генерала. Чиновник. Две принцессы, относительно которых у Себастьяна имелись свои догадки, тянувшие на прямое оскорбление правящей династии, что приравнивалось к измене, и сам король с ликом дебелым, пустым.
— Девиц отставь… не нашего полету птицы, — Себастьян поморщился и отвернул картины к стене. Он представил, сколько писать придется. Бумаги уйдет, а следом — скандал… нет, проще будет тихонько спалить картины к Хельмовой матери и сделать вид, что конкретно этих двух не было. Наследники, коль сыщутся — что сомнительно, столько времени прошло, а никто не объявился с требованием передать немедля все имущество покойника в любящие родственные руки — возражать не станут…
— Четверо, — Катарина прошлась вдоль галереи и остановилась. — Этот. Берженевский по кличке Глухарь… рецидивист. Начинал карманником, но в драке покалечил руку. Перешел было на дома. В одном хозяйка попалась. Имела неудачу раньше положенного с работы вернуться. Вот он ее и приложил… отсидел десяток лет. Вышел. Проходил по двум делам, но доказать не вышло… в последний год о нем, признаться, не слышала…
Значит, знакомства у покойного имелись преобширные.
— Это… — чиновник был толст и брыласт. Парадный костюм ему казался тесноватым, а яркая бляха ордена и вовсе гляделась нелепо. — Тимофеенко. Скупка краденого. Задерживался пять раз, но отпускали. У него кто-то есть на верхах, если так… а может, сотрудничает, вот и закрывают глаза.
— Этих не знаю…
Король.
Королевич… верней генерал. Лик вполне благородный, с чертами тонкими, со взглядом суровым, в котором читалась этакая непоколебимость. Усики.
Бачки.
ebooksa