Пять цифр.
Гудок.
И скрипучий старческий голос на той стороне:
— Передайте, что вечером я иду на свидание.
В этот момент она не ощущает ни страха, ни смятения, но лишь острый охотничий азарт.
Глава 26. О мздоимцах и борцах народных за справедливость
Лев Севастьяныч ныне изволил явиться в полицейское управление. Он поднялся по гранитной лестнице, которую мели, но делали сие крайне редко и без должного рвения. Он оглядел коридор с дубовыми лавками для посетителей, тяжеленными и неудобными, однако отполированными до неяркого блеска. Поклоном поприветствовал пана Мимирова, что на ближайшей лавке, истомленный ожиданием, не иначе, разложил платочек, а на него — нехитрый свой завтрак из двух вареных куриных яиц и половинки расстегая. Ел он неторопливо, пережевывая каждый кусочек с той тщательностью, которая выдавала в нем человека дотошного, если не занудного.
Лев Севастьяныч, дождавшись ответного кивка, исполненного с величайшею торжественностью, будто приветствовали по меньшей мере особу королевское крови, присел рядышком.
— Доброго утречка, — молвил он.
— И вам, — ответствовал пан Мимиров. — Желаете упечь в застенки?
— Кого?
— Меня.
— За что?
— За правду! — главный кляузник Гольчина выпятил грудь и вид приобрел весьма воинственный. Правда, несколько портили оный половинка яйца в руке и перо лука, прилипшее к усам.
— За правду не садят, — Лев Севастьяныч сказал сие с легким сожалением, ибо по его представлениям сажать все ж следовало, особенно некоторых весьма громогласных личностей, которые своей правдой изрядно портили отчеты государю о любви к оному.
— Тогда воеводу?
— А его за что?
— За взятки? — пан Мимиров склонил голову на бок.