Не может быть правдой. Он мучит ее, эта словесная игра — тоже пытка, и Катарине надлежит страдать. Поэтому Хелег так пристально вглядывается в ее лицо.
— Глупенькая моя, — он нежно погладил Катарину по щеке. И захлестнул ремень вокруг запястья. — Не переживай, скоро ты поверишь… никто в первые минуты не верил, что это всерьез, все они ждали, что их спасут, вот появится кто-то такой… вроде твоего князя, и спасет.
— Ты на него злишься.
— Я?
Притворство.
И жеманство, которое Хелегу не идет. И он, раздраженный, затягивает петлю туже. Проклятое тело. Почему Катарина уверилась, то обладает устойчивостью к его силе?
…потому что уже тогда он собирался убить ее. И просто играл.
— Почему, Хелег?
— Почему… сложный вопрос, — холодный клинок коснулся щеки. — Я срежу тебе веки… потом, позже… женщины с отрезанными веками становятся уродливы…
— Ты желаешь меня изуродовать?
— Не я, Катарина… я тебя спасу… почти… к сожалению, будет слишком поздно… мы вынесем из пожара твое тело… я героически получу ожоги… увы, тело будет холодным, но…
Скрип половиц заставил замереть.
— Это я… — донесся сверху дрожащий женский голос, и надежда почти умерла.
…она пришла, холодная женщина, которую князь счел неважной. И спустилась.
Хелег был так любезен, что подал ей руку.
— А…
— Там, — он указал на ящик. — Можешь проверить. Я сдержал свое слово.
Вне больницы она выглядела иначе.
Обыкновенно?
С халатом исчезли и холодная ее самоуверенность, и надменность. Она была напугана, и к коробу подходила бочком. Заглянула. Вдохнула судорожно… и прикоснулась к ледяной шее, проверяя отсутствие пульса.