— Флакон был открыт три месяца назад на пять или семь минут, — озвучит Реджинальд уверенным тоном. — Многовато для демонстрации, маловато для того, чтобы сто миллилитров испарились сами по себе.
— «Грёзы» не испаряются, — машинально отозвался Лэнт, разглядывая «пудреницу». — Они при контакте с кислородом, который исключен в лаборатории, преобразуются в газ, а потом распадаются.
— Кто брал флакон, Лэнт? — Реджинальд добавил в голос угрожающие нотки.
Одна щека Лэнта нервно дернулась. Вышло жутковатое подобие улыбки.
— Интереснее, кто его возвращал, профессор Эншо. Сперва окажите мне услугу с этой вашей безделушкой, — и Лэнт ткнул пальцем в «пудреницу», заставляя Мэб отшатнуться.
Глава пятидесятая, в которой развеиваются «Грёзы» (продолжение)
Погремев связкой одинаковых, ничем не примечательных ключей, Лэнт выбрал нужный, отпер еще один шкаф и достал небольшой бумажный сверток. Не требовалось прикасаться к нему, чтобы ощутить враждебную силу, агрессивную и опасную. Бумага была зачарованной, но даже к ней Реджинальд не рискнул бы прикасаться без перчаток. Мэб, ощущающая магию чуть менее остро, поморщилась и сделала инстинктивный шаг назад. Лэнт покачал головой.
— Мне нужно знать, что это за артефакт.
Он положил сверток на середину рабочего стола, развернул аккуратно, едва касаясь бумаги пальцами, и замер, внимательно глядя на магов.
Артефакт выглядел непритязательно: небольшая металлическая пластинка, тусклая, слегка оплавленная по краям. Споры о том важен или нет для магии внешний вид предмета, не затихали до сих пор. Реджинальд склонялся к тому, что зачаровать можно хоть пластмассовую пуговицу, главное — мастерство. Какой бы неказистой не казалась эта пластинка, она таила в себе огромную силу.
— Вам нужно мое экспертное мнение, господин Лэнт? — иронично поинтересовался Реджинальд.
— Ваше мнение меня не интересует, — отрезал хранитель. — Меня интересует показание вашего прибора.
Реджинальд задвинул Мэб за спину, подошел и принялся разглядывать артефакт. тетрадь с записями лежала совсем рядом, и то и дело возникало мальчишеское желание схватить ее и броситься наутек. Ко всему прочему очень хотелось понаблюдать, как Лэнт, такой суровый, спокойный, даже чопорный бросится в погоню. Но артефакт успел уже заинтриговать Реджинальда. он склонился ниже, рассматривая пластинку. Увы, кое в чем хранитель был прав. Даже если бы его интересовало экспертное заключение Реджинальда, едва ли он получил бы его. Природа артефакта была совершенно неясна. Не те ли это "пьютские ножи", что исполосовали портреты в музее и убили Лили?
Нет, маловато силы, пришел к выводу Реджинальд. Это что-то опасное, враждебное, но не настолько страшное. Да и не похоже это на артефакты, привозимые из колоний — а "ножи" едва ли сделаны были еще где-то. У вещей, привезенных из-за моря особый фон, какой-то… пряный.
— Налюбовались? — грубовато спросил Лэнт. — Могу я теперь узнать, что это?
— А вы не знаете? — хмыкнул Реджинальд.
— Способы убийства — несколько не мой профиль.
В Университете каждый первый считал с точностью до наоборот, и о Лэнте ходили жутковато-абсурдные слухи. Пару раз на памяти Реджинальда его записывали в наемные убийцы, отошедшие от дел, мотивируя это тем, что "взгляд жуткий и пробирает до костей". Это было в чем-то недалеко от истины, и злить Лэнта не хотелось. Хотя бы потому, что Реджинальд еще надеялся узнать, кто же вернул флакон, опустевшим наполовину.
— Будь осторожнее, Мэб, — Реджинальд посторонился и осторожно выдвинул женщину на первый план. Та поморщилась, но больше ничем не выразила своих чувств.
На этот раз "пудреннице" — глупое название успело уже прилипнуть! — потребовалось значительно больше времени, что говорило о том, что эта неказистая пластинка — сильный артефакт. С такими Реджинальд, должно быть, прежде дела не имел, хотя всегда считал себя неплохим мастером. Но, постоянно находится что-то, бросающее мастерству вызов, и в этом есть свои плюсы и свои минусы. Во всяком случае, это то, что не дает загордится сверх меры.