На берегах Гудзона. Голубой луч. Э.М.С.

22
18
20
22
24
26
28
30

— Это мало вероятно: мистер Кардиф имел обыкновение хранить их здесь.

И он снова безрезультатно обыскал ящики письменного стола.

— Я очень рада, что вы согласились стать во главе нашего завода, мистер Гэй, — сказала Винифред. — Мысль об этом внушает мне спокойствие и уверенность в том, что все будет в порядке. Я ведь ничего не смыслю в делах.

— Я надеюсь, что вы научитесь в них разбираться, — ответил он. — Вы не должны забывать, что, являясь собственницей заводов, вы несете ответственность за каждого из семисот занятых на них рабочих.

Она удивленно взглянула на него.

— Я знаю. Аллан… мистер Креган часто говорил со мной об этом. Не находите ли вы, что нужно внести какие-нибудь изменения в наши порядки?

Он печально улыбнулся:

— Какое-нибудь. Милое дитя, — простите меня, что я вас так назвал, мисс Кардиф, — в сущности следовало бы изменить все без исключения. Продолжительность рабочего дня, заработную плату и все остальное. Однако, я захожу слишком далеко. Но одно вы действительно могли бы провести в жизнь: не применять детского труда.

Она изумленно взглянула на него.

— Но, ведь, мы его не применяем.

— Нет. Это не совсем так. Правда, родители заявляют, что их дети уже старше пятнадцатилетнего возраста и только кажутся моложе своих лет. В действительности же у вас работает около двадцати детей в возрасте до 12 лет.

— Неужели родители могут быть так жестоки?

Он как-то странно взглянул на нее.

— Знаете ли вы, что такое голод, не тот голод, который вы чувствуете перед обедом, но тот мучительный голод, который испытывают несчастные, не имеющие куска хлеба? Знаете ли вы, что значит дрожать от холода в нетопленой комнате, потому что ее нечем отопить? Вы говорите о жестокости родителей, мисс Кардиф. Но что же им делать? Войдите в квартиры этих людей, присмотритесь к нищете, к ужасной нищете, в которой живет пролетариат. И когда вы там побываете, вы вряд ли сможете говорить о жестокости. И вы поймете, кого или, правильнее говоря, что следует назвать жестоким.

Бледное лицо Гэя с резко очерченным ртом и мечтательными нежными глазами покрылось краской. Его низкий голос и мягкое ирландское произношение производили на Винифред потрясающее впечатление. Она взглянула на него блестящими глазами.

— Разве ничем нельзя помочь? — спросила она.

— Все изменится со временем, — мягко сказал он. — Мы еще будем свидетелями того, как наступит век справедливости и всеобщего счастья.

Некоторое время они еще беседовали о делах, а затем Винифред нерешительно спросила:

— Не хотите ли вы отдохнуть до того, как вы возьмете на себя управление нашими заводами? Ведь, вы ирландец, а вам, вероятно, хочется повидать свою родину перед тем, как окончательно обосноваться здесь.

Выражение глубокой печали появилось на его лице. — Нет, благодарю вас, мисс Кардиф.